Прихрамывая, она скрылась в палате, по-военному быстро собралась, вышла в мятых джинсах и темно-зеленом китайском пуховике, который уже успела хорошо почистить. Платок на голове придавал ей простоватый вид.
– Вещей нет?
Она отрицательно покачала головой. У входа встретились с толстой рыжеволосой санитаркой.
– Уезжаешь? – спросила она девушку. – Халат не забыла оставить?
– На кровати… Спасибо вам за все.
– Справный у тебя жених. Держись за него! – сказала санитарка грудным голосом, бюст ее заколыхался, как буйки на волнах.
«Сильная женщина!» – подумал я и решил, что у нее наверняка есть муж или просто мужчина, который крепко держится за нее в бурном житейском море. Как за буйки.
В аэропорту Махачкалы мы неожиданно встретились с Удавом-Серегой. Каждый из нас отреагировал по-своему: я приветственно махнул рукой, Мария вздрогнула и опустила голову, Удав же круто развернулся и «почесал» в противоположном направлении.
– Серега! – окликнул я его, но он лишь прибавил шагу.
– На что он тебе? – крикнула Мария мне в спину и даже пыталась поймать за руку, как бдящая супруга.
Я пустился в погоню, ловко маневрируя в толпе, будто лыжник-слаломист, Удав же шел напролом, как таежный бульдозер. За винным киоском я нагнал его.
Он сразу набросился на меня, схватив за грудки. Самый глупый способ расправляться с противником. В следующее мгновение Серега уперся лбом в фанерную стенку киоска.
– Чего тебе надо? – спросил он, задыхаясь.
– Хотел узнать, чем ты здесь занимаешься. Может, бомбу хочешь подложить в самолет в отместку за Первотравное?
– Чего прессуешь мне? Очень надо работать на этих уродов! Бросили подыхать, сами слиняли, наши бабки теперь делить будут…
– Так ты не с Шамилем выходил? – спросил я, отпуская старого знакомого.
– Сам прорвался… Потом фильтровали, следаки за пищак взяли, а я под терпилу хилял… – от волнения Серега заговорил на родном.
– Чего? – сказал я.
– Ну, под потерпевшего, под заложника сработал.
– Это вы умеете. Пошли, даме тебя представлю.
– Это Маруське, что ли? – Он вдруг переменился, глянул на меня исподлобья. – На дурняка ловишь? Думаешь, не понял, что менты вас поставили наших отсекать?
– Дурила ты, иди себе на четыре стороны, – сказал и пошел к Марии.
Удав, однако, поплелся именно за мной.
– Здорово! – хмуро сказал он девушке. – Где-то виделись…
– А ты хорошо бегаешь, люди отскакивали во все стороны… – отозвалась она.
– Как лягушки при шухере на болоте…
Ничего не получилось: ветераны бандитского дела радости встречи не проявили. Мария уже закипала:
– Сволочи вы все, бросили нас, раненных, а сами удрали. Спасибо Володьке, спас меня.
Серега не преминул возмутиться:
– Меня самого оставили, сказали: сиди тут, сдерживай, скоро наши прорвутся на подмогу! А Шамиль с пленными ментами и своими дружками урыл в камыши…
– Ладно, проваливай, вояка хренов, догоняй своего Раззаева! – резко бросила она.
– Тише ты! – вмешался я в милую беседу. Общество начало меня раздражать. – Удав, тебе куда?
Выяснилось, что он купил билет на тот же московский рейс.
– Главное, вырваться отсюда! Тем, кто добровольно сложил оружие, Борис Николаевич объявил амнистию! – осклабился Серега.
…У меня уже три раза проверяли документы, выручало редакционное удостоверение. Про Марию говорил, что она со мной.
Я спросил Удава, помнит ли он наш разговор в Первотравном? Он сморщил оспенное лицо, кивнул. Я дал ему свой редакционный телефон и распрощался, посоветовав начать новую жизнь с покаянного рассказа о своей жизни на страницах нашей газеты.
Он с готовностью пообещал.
А я с гадливостью чувствовал, как журналист вытесняет во мне последние остатки порядочности.
Перед отлетом я позвонил Сидоренко. Он прокричал так, что у меня засвербило в ухе:
– Какой номер рейса?
Я назвал.
Послышались далекие гудки, и откуда-то еще дальше, из зазеркалья, донесся злорадный голос: «Неправильно набран номер…»
Мы улетели. Прекрасная боевичка всю дорогу проспала у меня на плече, она изнервничалась на регистрации, и, когда «Ил», поджав колеса, оторвался от земли, Марусины силы были на исходе.
Удав где-то затерялся.
Самое удивительное случилось во Внукове. Едва мы спустились по зыбкому трапу на снежный асфальт, на нас в буквальном смысле наехала милицейская машина со всеми устрашающими прибамбасами: колодкой сверкающих огней на крыше, кучей антенн и боевой раскраской. Дверь открылась, из машины резво вылез плотный мужик в камуфляже с полковничьими погонами и решительно направился к нам. Мария вздрогнула всем своим западноукраинским нутром, побелела, как аэродромный снег. Я тоже растерялся, и только когда полковник растопырил широкие объятия, узнал шефа.
– Владимир Михайлович! Шефуля! – воскликнул я, потрясенный до основания души. – Вот это круче крутого! Что за маскарад?
– Старший лейтенант! Ты забыл, что я – полковник армии? – рыкнул Сидоренко и тут увидел Марию. – А что не представляешь даму? Кто кого взял в плен?
Грустная улыбка чуть-чуть тронула ее губы, слепок со вселенской женской невинности и благочестия. Сикстинская Мадонна. Мона Лиза. Девочка с персиком…
Смазливая негодяйка.
– Но почему милиция? – попытался выяснить я.
– Все вопросы потом!
В белом «Форде» сидел милицейский майор, он протянул мне руку и назвался Сашей. Мы уселись и помчались с ветерком, то есть с включенными прибамбасами. Наша торжественная езда внушала трепетное уважение, все почтительно уступали дорогу, я расплывался от сознания собственной значимости, идиотская улыбка намертво впечаталась в мое лицо.
По дороге шеф начал бурно извиняться за то, что выгнал меня легко одетого, и за прочие последовавшие неудобства. Тут мне и в самом деле стало неудобно, я сказал, какая ерунда, мы все солдаты, и стойко переносить и кувыркаться – наше первейшее призвание. Потом он спросил о моей спутнице, ненавязчиво так и деликатно:
– А где вы познакомились, Мария?
– В Первотравном. Меня ранили федералы, а Володя вынес меня с поля боя.
Я тут же поторопился уточнить, потому как моя боевичка могла загнуть такое, что не выпутаешься.
– В Кизиле она попала в заложницы…
Сидоренко посочувствовал:
– Тяжело было, издевались?
– Не было такого! – решительно ответила Мария. – Никто их не мучил, не убивал. Это все напридумали.
