…Все это приснилось под утро – промелькнуло сумбурным видением. Мне всегда под утро снится всякая чепуха. Я лежал в широченной кровати на чистейших простынях, мельком прокатились в памяти события в Первотравном… Где приткнулись сейчас жители несчастного села?
Тихо шипел кондиционер, нагоняя в комнату искусственный воздух. Окна в номере были наглухо задраены. И здесь, среди безупречной чистоты, я сам чувствовал себя отфильтрованным… Уют, достаток и покой отбивают всякое желание бороться за неясные идеалы всеобщего счастья, равенства и братства. Все революции делались обиженными и сумасшедшими.
На завтраке я встретил своих знакомых по перелету, маму с сыном. Молодой человек не растерялся: заставил весь стол блюдами, которые здесь предлагали на выбор – китайской вермишелью, рисом, салатами, яйцами, сосисочками, вареной ветчиной, диковинными овощами, дольками нарезанных ананасов, арбузов, мандаринов. От этой юношеской жадности меня чуть не стошнило. Он ел и приговаривал:
– Халява, плиз!
Я взял привычную яичницу и не удержался, чтобы положить неизвестных мне вареных овощей. В чем тут же глубоко раскаялся – как будто я жевал хорошо вываренный каучук с перцем…
А юноше стало дурно – после того, как он выпил подряд четыре вида предлагаемого на выбор сока. Зажимая рот, он, грузно переваливаясь, побежал прочь. Мама же торопливо прятала в целлофановый пакет недоеденное сыном.
– Вы что – из Бухенвальда? – спросил я.
Дама обиделась:
– При чем тут Бухенвальд? Ведь все это входит в стоимость путевки. А кроме того, кормят нас всего раз в сутки.
И это было суровой правдой… Хотя как можно объедаться на такой жаре?
Сыну стало легче. Дама уговорила меня составить им компанию: ведь на чужбине надо держаться вместе. После завтрака нас отвезли в Гранд Палас – место обитания здешних королей. В резиденцию нас не пустили, но мы вволю побродили среди разноцветных конусообразных башен-дворцов. Здесь обожали слонов – их фигуры попадались повсюду. Мы по очереди сфотографировались рядом с гвардейцем в белоснежной форме, кайзеровском шлеме и с карабином. Он истуканом стоял у ворот и был принадлежностью туристического шоу-бизнеса. Но что по мне – я в гробу видал такую службу… Больше меня удивили местные попугаи – огромные, как петухи, всевозможных расцветок: сиренево-голубые, желто-зеленые, сине-красно-белые. Они сидели на своих насестах, лениво моргая круглыми глазами, и никуда не собирались улетать. «Вот это и есть свобода!» – подумал я. Всякая туристская сволочь пыталась их кормить, чесать шею, что им совсем не нравилось. Они грязно ругались на местном наречии.
Я звонил по телефону, который мне дала Пата, но никто не отвечал. Дама удивлялась: ну кому я могу звонить в чужой стране? Она побывала в трех или четырех странах, и моя загадочная деловитость вызывала у нее жгучую зависть. Она ревновала меня ко всему Таиланду. Кажется, она была не прочь закрутить со мной романеццо. Вдали от богатого папика…
Почему-то с нетерпением я ждал вечера. Днем не поймешь сути и характера города, особенно если он южный. Ночь – это вечная загадка, зов страсти, приглашение к безумству и приключениям…
Я отделался от томной путешественницы – ее взгляды становились все более жгучими, я ощутимо видел, как внутри ее трудился потный кочегар, он разжигал ее чувства.
Исчез я классическим способом, подробно показанным в великой киноленте «Бриллиантовая рука», – нырнул в ближайший переулок. «Убежал! Убежал!» – счастливо повторял я, представляя, какая паника охватила мою соотечественницу. Возможно, она совсем потеряет голову.
Вечером из номера я позвонил Пате и сказал, что умираю от скуки. Правда, я не знал, как будет по-английски «скука» (онегинский spleen вспомнился позднее), потому выразился предельно энергично: «Я умираю без тебя!»
Она тут же приехала, я встретил ее внизу. Разумеется, на ней не было ярко-алого национального халата с узорами, оделась Пата в коротенькую юбочку и черную блузку с вышивкой, а волосы распустила по плечам. Мы отправились бродить по ночному Бангкоку, и, когда уставали, делали остановку в ближайшем баре или кафе. Я пил пиво, закусывал огромными вареными креветками, Пата пила только колу. Мы чуть не заблудились, неоновые улицы слились в одно нескончаемое полыхание, казалось, мегаполис решил испытать меня, поглотить, как в воронку.
Но единственный знакомый человек на этом краю света не позволил мне исчезнуть без следа. Она вывела меня прямо к отелю, мы пошли в «Савой», поужинали, затем поднялись ко мне в номер.
Пата неторопливо осмотрелась, присела на кресло. Кондиционер выстудил воздух до пятнадцати градусов. Она поежилась, я сразу подкрутил регулятор на повышение температуры.
– Тебе нравится здесь?
Она кивнула.
Я включил телевизор, но там что-то утомительно рассказывал диктор, кажется, хронику жизни короля и семьи, я тут же выключил.
– Тебе сделать массаж?
– Не надо! Я представляю, как ты ненавидишь свою работу…
– Это неправда! – воскликнула Пата. – Я вижу, какое удовольствие получают люди. И это большая для меня радость…
– Пата, а у тебя есть парень? – спросил я.
– Был. Его убили…
– За что?
– Он связался с наркомафией… Я предупреждала его. А потом мне передали, что его застрелили люди из другой банды, а тело выбросили акулам…
Я мысленно выругал себя за этот вопрос. Стоило ли ехать на край света, чтобы ненароком бередить чужие раны? Но Пата, умница, сгладила неловкость, вынула из моих рук стакан с виски, бутылку которого я нашел в баре, потянула меня в душ.
– Пошли, я буду мыть тебя. Ты устал…
– На этот раз я буду тебя мыть! – сказал я храбро, подхватил легкое, не в пример нашим матронам, тельце, отнес в душевую.
Там я сам ее раздел, включил воду и повторил недавний процесс.
– Ты и массаж мне будешь делать? – спросила она, смеясь.
Я уложил ее на чистую простыню, их, блин, каждый день меняли! Я стал гладить смуглое тело, ощущая его прохладу, у девчонки тут же затопорщились соски, она напряглась, дыхание стало порывистым, я не спешил, продолжал ласкать ее покрывшуюся пупырышками кожу, живот, колени, догадываясь, как безнадежно противна мужская торопливость…
Вдруг со стоном она потянула меня на себя, впилась губами в грудь, ее страсть передалась мне; я смутно боялся, как бы не покалечить маленькое шоколадное тело, которое трепетало, извивалось, кричало подо мной… Это продолжалось бесконечно долго, самозабвенно.
Я отвалился, чувствуя себя опустошенным, как шкурка от банана. Как сотня и тысяча таких шкурок. Пата лежала рядом, блестящая от пота, глаза ее счастливо блестели, как будто в диковинку была ей наша маленькая порывистая любовь. Ее абсолютно черного цвета волосы разметались на подушке, они источали удивительный, незнакомый мне запах. Было в нем что-то притягательное, пахнущее женщиной, не косметикой. Хотелось окунуться в этот дух, плыть в нем, держа за руку эту маленькую женщину, дарящую свою любовь и тело. Возможно, это были запахи трав или здешних диковинных растений с дурманящим молочком, привораживающим нектаром.
