Перстни Тани и Ягуна мгновенно нагрелись, жадно поглощая
энергию. Невозможно было даже представить, сколько магии заключено было в этом
скрипучем кресле.
– Ого, а Древнир-то был не дурак полетать! Хотя
маневренность у этой штуковины похуже, чем у моего пылесоса! Да и на поворотах
небось в спинку впечатывает! – шепотом сказал Ягун, дуя на свое кольцо.
Таня подумала, что ее приятель окончательно свихнулся на
своем пылесосе, раз может думать и говорить только о нем.
После непродолжительных поисков они обнаружили люк. Он был
почти у самого окна, причем даже не заложен, а лишь накрыт плетеной дорожкой.
Ягун отволок дорожку в сторону и, вцепившись в кольцо обеими руками, попытался
поднять его. Сколько он ни сопел, люк держался как влитой.
– Мало каши ел! Дистрофикус физкультурус! – Таня выпустила
искру. В тот же миг люк с грохотом распахнулся, едва не отдавив Ягуну ноги.
– Предупреждать надо! – заорал внук Ягге, прыгая на
одной ноге.
– Извини! Я думала, ты, как обычно, подзеркаливаешь, –
сказала Таня.
За прошедшие полтора года она успела выучить сотни новых
заклинаний и теперь использовала их, почти не задумываясь. Недаром Тарарах
утверждал, что, как ни уворачивайся от образования, что-то все равно налипнет.
Помогая друг другу, они осторожно спустились.
В магпункте тускло горел ночник. Ванька спал, свернувшись
калачиком. На полу в беспорядке были разбросаны книги и тетради. Над одной из
тетрадей, изредка ныряя в чернильницу, порхало перо и строчку за строчкой
писало, готовясь за своего хозяина к экзаменам. В глубокой щели рядом с
кроватью что-то поблескивало. Зная Ваньку, Таня готова была поспорить, что сюда
он незаметно выливает микстуры Ягге.
Не удержавшись, Таня и Баб-Ягун метнулись к кровати и с
радостными возгласами принялись тормошить Ваньку. Разбудить его оказалось
непросто. Валялкин мычал и зарывался носом в подушку. Лишь после
продолжительной тряски он присел на кровати и зевнул.
– Сейчас кого-то сглажу! Отстаньте! – сказал он и снова
стал заваливаться на подушку.
– Ты жив! ЖИВ! – крикнула Таня. На ее лицо упал
дрожащий свет ночника.
Ванька перестал крениться и окончательно проснулся. Он
внимательно посмотрел вначале на одну свою руку, потом на другую. Затем
потрогал лоб.
– Ну да. А что, не похоже? – спросил он с
беспокойством.
– Да нет, похоже! – обрадованно воскликнула
Таня. – Мы так переживали! Ягге нас к тебе не пускала.
– Ясное дело. Она меня отсюда тоже не выпускает. Говорит,
мне надо лежать. Зато учебников натащила целую гору! Я ей говорю, что у меня
голова от них пухнет, а она пичкает меня мухоморной настойкой от воспаления
хитрости. И вообще, я не вижу в этом логики: вставать нельзя, а к экзаменам
готовиться можно, – фыркнул Ванька.
– А когда тебя отпустят?
– Где-нибудь через недельку. Если я кровать не заколдую и не
буду на ней по магпункту летать. Так Ягге говорит, – Ванька раздул ночник.
Таня была уверена: для того, чтобы лучше ее видеть.
– Мы к тебе купидончиков присылали, – сказала она.
– Я видел их через стекло. Понял, что это от вас, но сюда
Ягге их не пустила, а языка глухонемых купидончики не понимают. Они вообще не
шибко сообразительные, особенно когда конфеты вперед получают. Как там мой
жар-птиц поживает? Не пищит по утрам?
Таня засмеялась.
– Громче зудильника! Вчера случайно воспламенил гнездо (едва
пожара не было!), а недавно сожрал у Гробыни книгу из закрытого фонда. Так что
теперь я даже не знаю, как мне отделаться от Пу… – она замолчала, сообразив,
что едва ли Ваньке приятно будет услышать, что она влюбила в себя Пуппера. Хоть
и по ошибке, но все же дела это не меняет.
– От какого такого «Пу»? – подозрительно спросил
Ванька.
– Пу? Разве я сказала «пу»? Я имела в виду «пустяки». Есть
такое заклинание от пустяков! – сказала Таня и поспешно заговорила о
жар-птице.
Прогостив у Ваньки почти до рассвета, они с Ягуном собрались
покинуть магпункт тем же путем, но внезапно потолок у них над головами
затрясся. Дубовые балки заскрипели. В открытый люк посыпались зеленые искры. А
еще мгновение спустя наверху распахнулась рама. Потянуло сквозняком.
– Ты слышал? Что это было? – спросила Таня.
– Какая разница? Магические предметы вечно буянят перед
рассветом, – сказал Баб-Ягун.
За перегородкой, где спала Ягге, послышался кашель. Слышно
было, как она встает и, бормоча что-то, нашаривает тапки.
– Бабуся проснулась! Сматываемся! – заметался Ягун.
Встав на тумбочку, они с Ванькой протолкнули в люк Таню, а
потом туда же, забравшись ногами Ваньке на плечи, нырнул и Баб-Ягун. Ванька
поспешно задул ночник и уже в темноте услышал, как опустился люк.
Когда Ягге появилась на пороге со свечой в руке, Ванька уже
лежал под одеялом и едва заметно улыбался.
* * *
Тем временем Таня и Ягун пораженно замерли у люка. Пылесос
Ягуна плавал в вылившемся майонезе. Здесь же, в жирной луже, поблескивали
русалочьи чешуйки. Труба вздрагивала, как пытающаяся уползти гусеница.
– Я зверею! Кто это сделал? Пускай сам признается, или я
превращу его в ерш для унитазов! – завопил Ягун.
– Посмотри туда! – сказала Таня, касаясь его локтя.
В распахнутое окно бил пронзительный лунный свет. У стены
белел светлый, сразу заметный на пыльном полу четырехугольник. Обмякший чехол,
похожий на сдувшийся шар, лежал в стороне.
– Ой, мамочка моя бабуся! Пока мы были у Ваньки, кто-то
утащил качалку Древнира! Ну народ! Подметки на ходу отрежут! – воскликнул
Ягун.
– Может, она сама ускакала? – не веря сама себе,
предположила Таня.
– Ага! И чисто по-дружески дала пинка моему пылесосу, что из
него вся чешуя высыпалась! Я прям зверею! Нет уж, здесь после нас еще кто-то
был! Думаешь, зачем он вытряхнул весь этот мусор – чтоб меня подставить! Все в
Тибидохсе знают, что только я заправляю пылесос майонезом. Значит, и качалку
украл я!
Баб-Ягун присел на корточки и, брезгливо кривясь, принялся
сгребать чешую и майонез обратно в бак.
– Эх, все равно жирные пятна остаются! Ну попадись мне этот
гад! Я заставлю его съесть все мячи для драконбола!
– Лучше уж для тухлобола, – хмыкнула Таня, вспоминая
этот милый спорт, изобретенный Чумой-дель-Торт.
Лестница, ведущая на чердак, затряслась. Дверь заходила
ходуном. Кто-то от всей души бухал по ней кулачищами.
