Даже русалка и та все время ухитрялась впутываться в
истории. По ночам, объевшись рыбой, она так громко распевала песни, что со всех
окрестных дачных мест на берег водохранилища сбегались любопытные. Русалку это
заводило, и она начинала бузить еще больше, а Поклеп скрежетал зубами от
ревности и злости. За две недели он постарел на двести лет. Под глазами у него
образовались мешки таких размеров, что в них уместились бы все валютные запасы
Магщества Продрыглых Магций.
Зато Великая Зуби, не собираясь тратить даром нервы,
поступила куда как мудрее. Она собрала чемоданы, наколдовала себе лопухоидные
документы на имя Ванессы Ван Зупп и на кровати с вертикальным взлетом умотала в
Париж.
– Давненько я не бывала в Париже! С того самого бала, как в
меня влюбился генерал Бонапарт. Я слышала, этот милый юноша потом приходил
искать меня в Россию и даже взял с собой солдат, но отморозил нос и вернулся ни
с чем, – сказала она Рите Шито-Крыто.
Молчаливая Шито-Крыто только хмыкнула. Как ни странно, она
была единственной из нынешних учеников Тибидохса, с кем Зуби делилась
кое-какими своими мыслями и даже тайнами. Всех прочих Зубодериха с ее
неисчерпаемым запасом сглазов держала от себя на почтительном расстоянии.
* * *
Перед очередной ночной тренировкой Дедал вылез из книги в
особенно ворчливом настроении. Он уселся на переплет и принялся брюзжать, что
драконбол катится в тартатары, а тех, кого сейчас называют профессионалами,
пятьсот лет назад не взяли бы даже разравнивать на поле песок.
– Чего там далеко за примерами ходить! Взять хоть вас двоих!
Две вареные летучие рыбы дали бы вам в воздухе сто очков форы!
– Но-но, не надо грязи! Сам бы попробовал летать в темноте!
Не видно же ничего! – обиженно надулся Баб-Ягун. Вчера он, рискуя жизнью,
освоил на пылесосе восьмерку и полупетлю, а сегодня его с ходу сравнили с
летучей рыбой. Ничего себе шуточки, а?
Дедал посмотрел на него с нескрываемым презрением:
– Ты когда-нибудь слышал о Фроле Слепом? Уверен, что нет!
Вот был прирожденный драконболист – лучший из лучших! В результате необратимого
проклятия (завистников хватало во все времена!) он стал слепнуть. Тогда Фрол
завязал себе черной повязкой глаза и стал учиться играть вслепую. Вот это был
характер! Он закусывал губы, чтобы было не слышно, как он кричит от боли. Он
тренировался сутками напролет! Засыпал на драконбольном поле и, просыпаясь,
сразу поднимался в воздух. К тому времени, как он окончательно ослеп, у Фрола
выработалось внутреннее зрение. Он мог подбросить в воздух полную горсть
маковых зерен и поймать их все, прежде чем последнее коснется песка. Он мог
вынуть медную монету из пасти у дракона и вернуться невредимым. И это
слепец! Он один разделал бы всю вашу команду под орех! Да что с вами говорить!
Махнув рукой, Дедал открыл «Искусство драконбола», улегся на
первую страницу и исчез, накрывшись обложкой как одеялом. Книга съежилась и,
став размером со спичечный коробок, не реагировала на увеличивающее заклинание.
– Ты его обидел, – сказала Таня.
– Я? Мамочка моя бабуся! – взвился Баб-Ягун. – Да
я даже рта не успел открыть! Думаешь, приятно, когда тебя так поливают? Тут
стараешься, носишься всю ночь, высунув язык, как придушенный немейский лев, а
он…
Таня открыла футляр и заботливо проверила, хорошо ли
натянуты струны у контрабаса. Потом отправилась в большую комнату и сунула
футляр под диван. А то еще Пипа проснется и будет рыться в нем, надеясь найти
контрабас и послушать магическое радио.
Ягун хвостом ходил за Таней, не понимая, что она собирается
делать.
– Как ты считаешь, у тети Нинели есть маковые зерна? –
задумчиво обратилась к нему Таня. – Сходи к ней, она к тебе лучше
относится.
– Маковые зерна? – поразился Ягун. – Ты хочешь
сказать, что собираешься..?
– А почему бы и нет? Будет лучше, если невидимки осенью
размажут нас, как масло по бутерброду?
Пожимая плечами, Баб-Ягун отправился на кухню, где тетя
Нинель как раз приканчивала свой третий за сегодняшний день диетический ужин.
Вскоре он вернулся наполовину разочарованный, наполовину удовлетворенный.
– Странная у тебя тетка! Стоило мне заикнуться о маке, как
она почему-то взбесилась. Зато дала пакет сухого гороха. В счет завтрака, обеда
и ужина, – сообщил он.
Подождав, пока Дурневы улягутся спать и все окна в соседних
домах потухнут, Таня и Ягун разом произнесли Торопыгус угорелус, чтобы не
тратить обе сегодняшние искры.
Испуганно прыснули во все стороны задремавшие в кустарнике
воробьи. Луна любопытным глазом выглянула из-за туч. Ночная тренировка
началась.
* * *
Лишь под утро, вконец измотанные, они вернулись домой. Таня
едва не разбила контрабас о дерево. Волосы у нее растрепались, как у
средневековой ведьмы. Под глазом у Ягуна светился здоровенный фонарь. Он
схлопотал его, ударившись о свою же трубу, когда пытался перехватить третью по
счету горошину.
– Как ни крутись, а больше четырех поймать все равно не
получается! Даже с открытыми глазами! Нет, за этим Фролом Слепым нам точно не
угнаться, если Дедал его не выдумал! – убито рассуждал Ягун.
Таня отмалчивалась. Она редко когда бывала так недовольна
собой. Ей казалось, что она полная бездарность. Поймать из всей горсти
несколько жалких горошин, которые к тому же в десять раз крупнее маковых зерен!
Правда, возможно, они подбрасывали горошины слишком высоко и те мгновенно
исчезали в темноте, но что толку себя оправдывать! Ничего… Сдаваться она не
собирается… Следующей же ночью попытается снова.
Ягун первым подлетел к лоджии. Он толкнул раму, перевалился
через перила и присвистнул. Раскладушка Тани была перевернута, вещи сброшены на
пол.
– Ну и дела! Кто это у нас тут побывал? Если это Пипа – я ей
не завидую! Не помнишь, каким заклинанием Семь-Пень-Дыр превращает лопухоидов в
выдр? Может, позвоним ему по зудильнику – спросим? – раздраженно предложил
он.
Таня тоже подумала было сначала на Пипу, но внезапно
вспомнила, что Гробыня предупреждала ее в письме, что кто-то перерывает и
портит вещи учеников. А что, если…
– Ягун, у тебя ведь осталась искра? – прошетала она.
– Да, а что?
– Приготовь кольцо! Возможно, тот, кто это сделал, еще
здесь!
Заглушив ревущий пылесос Ягуна, они прокрались мимо
безмятежно спящей Пипы и скользнули в большую комнату. Там их ожидало еще
большее потрясение. Комната выглядела, как после ограбления. Все было
перевернуто кверху дном.
Такса Полтора Километра сидела на тумбочке у разбитого окна,
дрожала, как желе, и в невменяемом состоянии выла на фиолетовые облака. В ее
безумных выпуклых глазах отблескивали две луны.
