– Мы не дети. У нас не может быть никаких иллюзий. Действие
молодильных яблок отменить невозможно. Самое большее, мы способны слегка
ускорить его рост. Через год-два он будет выглядеть на десять-двенадцать лет, и
мы отдадим его учиться магии заново вместе с нашими ребятами. Не удивлюсь, если
он будет делать успехи, – негромко сказал Сарданапал.
Младенец вновь загукал и, размахивая ножками, прицельно
засветил склонившемуся над ним Поклепу пяткой в нос. По его безмятежному личику
сложно было предположить, что со временем он способен стать профессором
практической магии.
– Все-таки я хотел бы знать, кто сделал это с Клоппом!
Наверняка здесь не обошлось без этих малолетних преступников и негодяев! Им
нужно было сорвать экзамен, и они этого достигли! Предлагаю просветить всем
сознание, выявить виновных и сурово наказать! – прошипел Поклеп, потирая
нос.
– Я все ждал, пока ты об этом скажешь! Ты бы еще вспомнил,
что в подвале есть пытальные инструменты! – поморщился Тарарах.
– Правда есть? А какие именно? – оживился Поклеп.
– Да ну, ржавчина одна, – уклончиво буркнул Тарарах. Он
уже жалел, что вообще заговорил об этом.
Но мысль Поклепа, наскуча струиться по древу, уже скользким
ужом ползла дальше.
– А ну погодите! – сказал он. – Не исключаю, что
ученики тут ни при чем! Зуби, быстро проверь, на месте ли твой Спящий Красавец!
– Мой? Он не мой! – рассердилась Зуби.
Сарданапал внимательно посмотрел на Зубодериху, а потом на
Поклепа. Его безмятежный лоб рассекла похожая на шрам морщинка.
– Зуби, дай зудильник! – велел он.
– Академик, вы же меня знаете… Я окружила гроб такой кучей
заклинаний! Да он теперь охраняется лучше, чем Жуткие Ворота!
– Зуби!
Поджимая губы, Зубодериха сунула Сарданапалу зудильник.
Экран зудильника, заразившийся упрямством от своей хозяйки,
сперва артачился. Он то выдавал помехи, то пытался говорить голосом Грызианы
Припятской, но после угомонился и показал небольшую комнату, примыкавшую к
кабинету Зубодерихи. Хрустальный гроб безмятежно покачивался на серебряных
цепях. Спящий Красавец, озираясь, полусидел в гробу. Видно было, что он только
что улегся и теперь собирался натянуть на себя крышку.
Вокруг полыхали черномагические охранные завесы, золотились
экзотические африканские запуки, способные погрузить в зимнюю спячку даже
слона, но Спящему Красавцу все это было трын-трава.
– Но почему он вообще проснулся? Отчего не подействовала моя
магия? – воскликнула Зубодериха.
– Отсроченное проклятие – странная штука. Никто не знает,
какие коленца оно выкинет. Хотел бы я знать, что за маг наложил его в данном
случае… Сдается мне, что это могла быть…
Та-Которая-Надоела-Всем-Даже-На-Том-Свете! – задумчиво сказал Сарданапал.
Это был едва ли не первый случай, когда он не назвал Чуму-дель-Торт по имени.
– Но Та-На-Кого-Вы-Столь-Тонко-Намекнули мертва! –
воскликнула доцент Горгонова.
– Разумеется, Меди! Именно потому ее отсроченное проклятие и
обрело такую силу, что Готфрид Бульонский может шляться, где ему вздумается, а
мы только и можем, что любоваться им в зудильник… Даже вздумай я теперь
посадить его в клетку, она бы его не удержала! И это при том, что он
дрыхнет как сурок и даже не думает просыпаться! – раздраженно проговорил
Сарданапал.
Розовый младенец неожиданно зарыдал, да так громко, что
нервный Поклеп зажал уши руками.
Зубодериха, придерживая очки, озабоченно склонилась над
своим бывшим шефом.
– Ути, какой миленький! И как сам на себя похож!..
Крохотный, а лицо уже такое кисленькое, такое злобненькое! – засюсюкала
она.
– Успокойся, Зуби!.. Лучше наколдуй памперс. Совершенно
очевидно, что профессор Кло… этот младенец… э-э… протекает, – умеряя ее
пыл, сказала доцент Горгонова.
Сарданапал внезапно улыбнулся, но тотчас, спохватившись,
спрятал улыбку.
– Я, конечно, понимаю, что в Тибидохсе невесть что творится…
Но никак не свыкнусь с мыслью, что Клопп вновь младенец, – сказал он,
качая головой. – Надеюсь, когда мы его слегка овзрослим, он будет на белом
отделении! Его жизнь началась с чистого листа, – сказал он.
Верка Попугаева, подслушивающая и подглядывающая сквозь
двери, подскочила едва ли не на метр.
– Клопп будет на белом отделении! – сообщила она всем.
– Что ты сказала? С осени? – Баб-Ягун расхохотался так,
что сполз на пол.
– Мамочка моя бабуся! Вот уж не думал, что мы до такого
доживем! Малютка Клоппик будет учиться с нами! Лучше сразу меня
зомбируйте! – выговорил он, икая от смеха.
Хохоча вместе со всеми, Таня случайно заметила, что
Семь-Пень-Дыр и Жора Жикин отошли в сторону и о чем-то негромко
перешептываются. Правда, тотчас же она об этом забыла. Крайне сложно удержать
что-то в голове, когда ты так смеешься, что почти уже не стоишь на ногах от
хохота…
Глава 12
Контрольная стрела
Третий (почти уже четвертый) магический класс тосковал в
одной из пыльных аудиторий Тибидохса, куда в последние сто лет залетало разве
что привидение Безумного Математика. Безумный Математик был мрачный бородач,
разгуливающий лунными ночами с окровавленным угольником и отыскивающий Вечный
Синус, якобы украденный у него мистической блондинкой с пупырчатым носом.
В аудитории находились оба отделения – и белое, и темное.
Вдоль доски, кренясь вперед, разгуливал Фудзий и развивал свою любимую тему.
Ребята удрученно вздыхали. Экзамен Клоппа заменили курсом лекций этого
полоумного магфордца! Это была идея Поклепа, решившего для острастки наказать
весь класс на случай, если кто-то все же замешан в истории с молодильным
яблоком.
– Магическая сущность – истинная сущность предмета. Она
кроется в нем, как бабочка в гусенице или дуб в желуде. Или еще пример!
Представьте себе яйцо! Кто не может представить яйцо? – спросил Фудзий.
– Я не могу! – подал голос Семь-Пень-Дыр.
Преподаватель магических сущностей так растерялся, что даже
подпрыгнул.
– Как не можешь? – испуганно спросил он.
– А вот не могу, и все! У меня воображения нету, и вообще я
никогда яйца не видел! – заявил Семь-Пень-Дыр еще наглее.
Фудзий заморгал. Он стал вдруг такой беспомощный и жалкий,
что захотелось дать ему копеечку. Таня подумала, что Фудзий относится к числу
тех учителей, которые вообще не способны дать отпор. Ей стало жаль его.
– Дыр, не пнись! – потребовала она.
