– Ого, какие мы секретные! Может, Тарарах переворот в
Тибидохсе замыслил? – насмешливо шепнул ему Баб-Ягун.
Ванька едва не швырнул в него тарелкой.
– Да ладно, не обижайся ты! Какой Тарарах интриган? Он питекантроп!
Какие интриги могли быть в каменном веке? Дубиной по лбу – вот и весь пещерный
переворот, – утешая его, добавил Ягун.
Таня и Тарарах отошли к лестнице атлантов. Здесь их могли
подслушать только атланты, но атлантов не интересовало ничего, кроме их
основного занятия.
– Просьба у меня к тебе… Только чур никому!
Договорились? – продолжал Тарарах.
– Договорились, – сказала Таня.
Она переминалась с ноги на ногу, дожидаясь, когда можно
будет вернуться к слоеному пирогу. После нескольких недель общения с редечной
скатертью она нуждалась в чем-то менее питательном и полезном. Например, в
жирном пироге с кремом и полным отсутствием витаминов.
– Ты как, к экзаменам-то готовишься? – поинтересовался
Тарарах.
– Да вроде, – не очень уверенно произнесла Таня, невольно
задумываясь, правду сказала она или нет.
С одной стороны, до учебников они с Ягуном и Ванькой еще так
и не добрались. С другой, уже неделю пытались вылупить из малахита духа
всеведения, поливая его драконьими слезами и держа на холоде. Дух действительно
вылуплялся, но всякий раз получался таким идиотом, что не только не был
способен подсказывать, но не помнил даже, как его зовут.
– Ты, Танюх, смотри, хорошо учись… Чтоб от зубов
отскакивало! Чтоб в любую секунду, хоть ночью тебя разбуди, все в башке стояло…
Оно, конечно, искрой запулить и без знаний можно. Тут и профессором-то быть не
нужно, а просто головастым. Иной профессор, как до дела дойдет, такого
наворотит, что только и останется от него, что нос…
Спохватившись, что сам себя опровергает, Тарарах замолчал и
застенчиво зашевелил пальцами ног. Он всегда ходил босиком, утверждая, что в
башмаках чувствует себя, как носорог на протезах.
«Что-то мне всё это не нравится. Про учебу заговорил… Вдруг
у него снова все аспиды расползлись, а собирать некому?» – опасливо подумала
Таня.
Собравшись с духом, питекантроп набрал полную грудь воздуха,
выдохнул с такой силой, будто задувал свечу, горевшую где-то в другом конце
зала, и приступил к сути:
– Я, Танюха, хочу сегодня к избушкам на ночь пойтить.
Интересно мне поглядеть, как они там. Гнездо свивают или, может, стоя спят.
– Сходи. Почему бы и нет? – сказала Таня.
– Опять же – вдруг повезет, и какая избушка яйцо снесет. Я
бы его к птице Сирин в гнездо положил – она бы мне избушонка вывела. А я бы его
потом Ягге подарил… – продолжал бубнить Тарарах.
– Здорово. Ягге обрадуется.
Пока Таня не видела, в чем тут секрет. Разве что Тарарах
опасается, что она проговорится Ягуну, а он – своей бабусе, и тогда не будет
сюрприза.
– Во-во! И я говорю: здорово! – воодушевился
Тарарах. – Так, значит, ты согласна? Ты посидишь со Спящим Красавцем?
– С кем, с кем? – переспросила Таня.
Тарарах поднес палец к губам:
– Тшш! Потом узнаешь. Только учти: сидеть придется всю ночь.
Иначе не пойдет.
– А кто это такой, Спящий Красавец?
– Потом узнаешь. Пока не могу сказать. Так да или нет? Я
тебя давно ни о чем не просил.
– Ну ладно, – уступила Таня.
– Значит, да? – недоверчиво переспросил питекантроп.
– Да, да, да, да! – уныло повторила Таня.
Она уже прикинула, что пирог можно будет взять с собой. К
тому же красавцы, даже и спящие, тоже на дорогах не валяются. Интересно будет
на него посмотреть. Если же красавец внезапно проснется и будет надоедать, его
всегда можно будет спихнуть Верке Попугаевой или Гробыне.
Тарарах просиял.
– Я знал, что ты согласишься! Ты не пожалеешь! –
выпалил он. – Тогда через десять минут у меня в берлоге! Постучишь вот
так: раз-два-три, раз-два…Только запомни – чтоб ни гугу!
Таня вернулась к столу. Баб-Ягун и Ванька с любопытством
покосились на нее, но ничего не спросили.
– Мне нужно отлучиться… Я не могу ничего рассказать, потому
что… Ну, короче, за завтраком увидимся! – сбивчиво проговорила она.
– Угу, – Ванька равнодушно отвернулся. Таня, отлично
его знавшая, поняла, что он не на шутку разобижен.
Она виновато развела руками, завернула в салфетку большой
кусок пирога и выскользнула из Зала Двух Стихий. Поднявшись по лестнице
атлантов, она свернула в первый же темный коридор. Это был не самый короткий
путь к берлоге Тарараха, однако девочка надеялась, что здесь она точно никого
не встретит. Факелы неприветливо шипели и сыпали искрами. Где-то в закоулках
дребезжала расшатанными спицами Инвалидная Коляска. Таня, не останавливаясь,
запустила в нее дрыгусом.
Она была уже на полпути к берлоге Тарараха, когда внезапно
из ниши, преградив ей дорогу, выплыл темный силуэт. Таня завизжала. От ее визга
погасло два факела. Где-то наверху треснуло стекло.
Уж что-что, а визжать малютка Гроттер умела и делала это
мастерски. Уроки ей давала сама Пипа. Здесь же, в Тибидохсе, она
совершенствовала мастерство у Кати Лотковой и Верки Попугаевой – двух
знаменитых паникерш. Фигура отшатнулась и, зажав руками уши, издала птичий
крик. Одновременно ее лицо попало в лунный луч, голубоватой струйкой
вливавшийся сквозь витраж. Таня узнала Поклеп Поклепыча.
Бесцветные глазки завуча замораживали девочку с головы и до
самых пят. Тане почудилось, что у нее в желудке начинает образовываться ледяной
ком. По телу забегали колючие искры.
– Гроттер, закрой немедленно рот! Ты меня оглушила! Что ты
тут делаешь? – прошипел завуч.
– Гуляю!
Поклеп недоверчиво осклабился.
– Здесь? А что, нет более подходящих мест для прогулок?
– Есть, – машинально ответила Таня.
– Тогда что ты тут делаешь? – прищурился завуч.
– Э-э… Везде полно народу. А тут мне никто не мешает
сосредоточиться. Я обдумываю сочинение на тему «Использование протухших медуз в
магических целях»! Можете спросить у профессора Клоппа. Это он нам его
задал! – поспешно нашаривая первое попавшееся объяснение, сказала Таня.
– Хорошо, я обязательно поинтересуюсь у Клоппа, разрешает ли
он шататься по коридорам, – с угрозой пообещал Поклеп.
Его глазки липкими червячками проползли по Таниным рукам и
остановились на салфетке.
– Тэк-с. Сверток. Что в свертке?
