– Жениться на ней буду, – сказал я соседке, сидевшей впереди, которая уже несколько раз оборачивалась, бросая любопытные взгляды то на меня, то на Пат. – И будут узкоглазые дети. Ясно?
Женщина стремительно покраснела и даже не сказала, что ей в принципе все равно. Потому что сразу оценила мой возможно более серьезный выпад.
За мной сидел старичок чукотских кровей. Он потрогал меня костлявой лапкой и сказал умудренно:
– Почему узкий глаза плохо? У меня – узкий глаза, отец – узкий глаза, мать – узкий глаза, жена – узкий глаза, пять брата – узкий глаза, дети – узкий глаза, внуки – узкий глаза! Все – узкий глаза! Все хорошо живем!
Я выразил полную солидарность.
Слева от меня, на соседнем ряду, читал газету «Newspaper» вполне приличный пожилой человек. Его роскошные седые волосы ложились на воротник серой рубашки, явно это был стиль прически, а не просто небрежность. Дымчатые очки скрывали глаза. Наверное, он меня незаметно изучал. Но интуиция и сверхчувствительность, которую я не потерял с потерей лица, подсказывали мне, что сосед, то ли от нечего делать, то ли по привычке, пытался анализировать и делать какие-то свои выводы. То есть он занимался тем же, чем и я, с той лишь разницей, что он обратил на меня внимание гораздо раньше, нежели я на него.
После определенного этапа изучения типичный «наблюдатель» обыкновенно задавал простейший вопрос. Например: «Вы не помните, на какой высоте мы летим?» Или же: «Не скажете ли, какая разница во времени с Москвой?» И тот, и другой, и третий подобные вопросы совершенно неинтересны своим ответом: не все ли равно, двенадцать километров высоты или одиннадцать, или какое время в Москве – все равно раньше не прилетишь. Характер и стиль человека определяют по таким мелочам, как тон отвечающего собеседника, шутливая реакция или врожденная угодливость.
Я решил первым взять собеседника «на зуб».
– Вы не знаете, какая температура за бортом?
Мне показалось, что мой голос задребезжал, расщепился, при этом рот соседа раскрывался синхронно с моим.
Мы оба одновременно задали один и тот же вопрос! Мои брови поползли вверх, а у собеседника появилась сизая испарина на очках.
Я поторопился продолжить с долей шутки:
– Вы хотите прогуляться за бортом?
И вновь мой голос завибрировал, как отрывающееся крыло самолета – мы вновь ответили одновременно, и – слово в слово. После чего нам только и оставалось, что расхохотаться. Он снял очки – и я увидел его странные глаза, в которых прыгали маленькие бесенята. Такие глаза были у моего давнего знакомого – профессора Святозарова.
– Вы случайно не из Зазеркалья? – поторопился сказать я, дабы мой необычный собеседник не отреагировал той же фразой.
– Вы опередили меня, я должен заявить вам протест по поводу такого обезьянничества.
– Странно как-то все получается, вы что – читаете мысли? – спросил я.
– Ни в коем разе. Смею утверждать, что и вас можно обвинить в этом…
Пат посапывала. Она впервые летела на самолете и до того измучилась, истосковалась по свободе, что только в металлическом цилиндре на десяти тысячах над морем чувствовала себя в полной безопасности.
Мы с соседом умудренно покачали головами – совсем дитя. Знал бы этот старый дуралей, сколько сил мне стоило, чтобы вытащить ее из той клоаки!
Мы познакомились.
Я ограничился именем, а сосед представился-проанкетировался:
– Доктор филологии, профессор Чернорижский Глеб Сергеевич.
– Какая редкость среди этой публики… И в какой области вы специализируетесь?
– Сейчас занимаюсь детективами и авантюрными романами.
Я удивился.
– Неужели такая низкопробщина является предметом исследования науки?
– Да что вы, молодой человек! Никогда литературоведение не занималось мутными потоками всей этой чепухи. Хотя кое-кто из моих коллег и пытается выловить в них золотую рыбку. Настоящая литература так же отличается от этих «бестселлеров», как изысканная кухня от общепита.
– Так вы только что сами сказали, что занимаетесь детективами и авантюрными романами.
– Сказал – потому что, к моему стыду, их пишу. Настоящая литература, тем более наука о ней, сейчас никому не нужна. За исключением, может, немногих писателей.
– Вы пишете с отвращением? – поинтересовался я.
Передо мной сидел человек, воплощающий трагизм эпохи, персонаж, изодранный страстями и в конце концов тайно продавший свои убеждения за гонорар. Что у него творилось в душе? Наверное, то же, что и у монашки, сладострастно и с ужасом занимающейся тайной проституцией.
Чернорижский загадочно усмехнулся.
– И вы знаете, Володя, это оказалось увлекательным делом. Я привык работать по пятнадцать часов в сутки. Но за мою научную работу перестали платить, это никому не надо. Образовался вакуум, время потеряло цену, появился его избыток, к лекциям готовиться практически не надо, я помню их наизусть. Жена меня безустанно пилила, и вот я решился на такой «подвиг». В течение месяца я прочитал ворох покетбуков, изучил тайные пружинки подобного жанра и даже сделал наброски статьи на эту тему. Главное, я определил основные психофизиологические и чисто подсознательные аспекты влияния подобной литературы на мозг читателя. То есть какие факторы определяют успех или неудачу детектива. Еще немного времени ушло на то, чтобы с помощью компьютерной программы определить основные схемы построения произведения… Я издал одну детективную книжку, потом вторую, третью. Никто из моих коллег и, тем более студентов, об этом моем поприще и не догадывается: я пишу под псевдонимом Евгений Крамер. Но вам это говорю под большим секретом.
– А может, зря скрываете? Даю гарантию – молодое поколение, ученики вас поймут и оценят вашу многогранность.
– Какая, к черту, многогранность! Мои рафинированные мальчики и девочки, утонченные интеллектуалы, придут в ужас и будут меня презирать. – Чернорижский усмехнулся. – Представляю, что будет, если они прочитают хотя бы пару сцен, где крутые ребята подменяют двойником директора ФСБ или организуют ложное покушение на президента страны. Хотя, возможно, они оценят постельные сцены…
– У вас богатая фантазия. Дадите что-нибудь почитать из своего?
– Дам… – не очень охотно отреагировал Глеб Сергеевич. – К сожалению, никто не интересуется моими главными трудами. Я ведь доктор наук, членкор Российской академии наук, нескольких зарубежных академий.
И он с треском провел ногтями по отросшей щетине.
– Не грустите, профессор. Может, именно как автор детективов вы и останетесь в благодарной памяти потомков. Кстати, у меня был знакомый профессор, Святозаров. Он преподавал экономику социализма. А когда начались перемены и его наука оказалась нежизненной, он ушел бомжевать. Он попал в сложную ситуацию, жена продала квартиру и удрала с любовником в Америку. Он ночевал где придется, подрабатывал грузчиком в универсаме – как бы наложил на себя епитимью.
