— Боже, какая гадость, какая гадость… Хорош «Селигер» с гостиничной проституткой… — Алла опустилась на диван, закрыла лицо ладонями. — Какой позор, как ты мог! Чего тебе не хватало? Кобель…
Она застонала. Ребров открыл бутылку минеральной воды, стоявшей на столе, налил в стакан и поднес женщине.
— Возьмите. Мы вам так сочувствуем.
Она оттолкнула стакан:
— Не надо! Не надо ваших фальшивых сочувствий… Представляю, как он лежит, вокруг чужие люди, суета, посмеиваются. Не повезло… Это проститутка его отравила?
— Пока не ясно. Скажите, Алла Сергеевна, ваш муж употреблял таблетки виагра?
— Не знаю, ни разу не видела. Может быть… Теперь все может быть.
— Значит, в вашей семейной жизни он виагру не применял? — уточнил Баздырев.
— Да как вы смеете задавать мне такие вопросы? — Блондинка вспыхнула, мгновенно пришла в ярость. — Что вы лезете в постель, копаетесь, думаете вам все можно?
— Извините, но у нас есть все основания считать, что вашему мужу подсунули каким-то образом таблетки с ядом, по внешнему виду похожие на виагру.
— Боже мой, какой-то кошмар. — Алла снова остыла и задала разумный вопрос. — А может быть, у него случился сердечный приступ на этой девке… Он был голый? Конечно, ему никто не оказал помощи. Боже, что скажут люди… Так закончить жизнь…
— Да нет, у него все признаки отравления… — мрачно произнес Баздырев. — Алла Сергеевна, вы должны поехать с нами на опознание тела… мужа. Если, конечно, вы сейчас в силах.
— Оставьте меня в покое! — Алла снова закрыла лицо руками.
— Вот моя визитная карточка, кладу на стол, буду ждать вашего звонка.
Максимыч и Ребров спустились вниз, прошли сквозь охрану. Молодчики в черной, америкосовского вида униформе что-то нервозно обсуждали, увидев гостей, умолкли. «Уже знают, — подумал Баздырев, — кто слил, хрен его знает, масс-медиа…»
Петрович, нацепив очки, читал недельной давности «Московский мукомолец». Баздырев спросил его, будем жечь бензин зазря или подождем.
— А мне по бамперу, — ответил Петрович. — Вам, ловеласам, виднее.
Таким веселеньким словом (от глагола «ловить») Петрович называл оперативных сотрудников уголовного розыска.
— Значит, экономим, — сказал Максимыч. — Ранее чем через час женщина не созреет. Вспомнит все — хорошее и плохое, связанное с покойным мужем, всплакнет, взрыднет, да и тянуть ей особо негоже, милиция ведь нынче нервная.
Баздырев вновь предложил Петровичу сигарету, зная наперед, что он ответит.
— Да нет, я лучше свою «Приму».
— По моим прикидкам, у нас еще минуток шестьдесят есть… Слушай, Серега, если мне не изменяет память, там за углом гости из знойного Кавказа торгуют едой с подогревом. — Максимыч достал полторы сотни. — Возьми чего-нибудь пожевать и минералку полторашку. Со вчерашнего вечера ничего, кроме виагры, не видели.
…Алла Сергеевна позвонила через час, сухо произнесла, что готова ехать и спросила: «Где пересечемся?»
— А мы здесь, внизу, — ответил Баздырев.
Алла Сергеевна прошла сквозь раздвижные двери, провожаемая озадаченными взглядами охранников, легко спустилась по лесенке.
Баздырев выскочил из «жигуленка», услужливо открыл дверцу на переднем сиденье.
— Спасибо! — сухо произнесла Зайцева, тиснула брелочек, и неожиданно для Баздырева квакнул находившийся поблизости серебристый «Мерседес». — Я поеду за вами, только вы не слишком гоните.
— Стерва! — вынес личный приговор Петрович. — На п… ездит.
Уж кто-кто, а Петрович разбирался в людях.
— Поехали, Петрович. Дама не торопится, — вздохнул Баздырев. — На свидание в морг не опоздаешь.
— О как! — признал народившийся афоризм Ребров. И попытался продолжить:
— Мертвый лежит, земля дрожит.
ТЫ БУДЕШЬ МЕРТВЕЕ ТРУПА!
Иной раз пустая сцена несет больше смысла, чем спектакль, происходящий на ней.
Автор
По пути они заехали за Куроедовым. Ему, как следователю, предстояло составить протокол мероприятия.
В морге их встретил щупленький патологоанатом в очках, с большими, как лопаты, руками, представился Василием Малосольным. Куроедов назвал себя и сказал, что приехали на опознание тела Зайцева Бориса Петровича.
— Вот он, — бесцветным голосом произнес очкарик и показал на лежавшее на столе тело, покрытое простыней.
Алла подошла, поколебавшись, откинула простыню с лица покойника и отшатнулась.
Это был не Зайцев! На мраморе покоился неизвестный мужчина, явный бомж, порядком залежалого цвета.
Каждый из присутствующих отреагировал по-своему.
— Это не он!!! — истошно закричала Алла. — Где мой муж?! Куда вы дели Бориса, негодяи?!
Баздырев резко повернулся к патологоанатому, жестко произнес:
— Кого ты показываешь? Где тело Зайцева?
— Вы что, с ума тут все посходили? — ошалело отреагировал Куроедов.
— Это он… — растерянно пробормотал патологоанатом, сорвал простыню с тела. — Вот его бирка!
Он показал на бирку, висевшую на пальце ноги покойника. И в самом деле значилось: Зайцев Борис Петрович.
— Нет, нет! — Алла кипящим взглядом окатила онемевших мужчин. — Где Борис? Куда вы дели Бориса? Скажите же мне… Выродки! Уроды! Где мой муж?!
У нее подкосились ноги, и Ребров еле успел подхватить женщину, посадил на табурет.
— Так кто же это тогда? — растерянно глянул на присутствующих патологоанатом.
— И вы меня об этом спрашиваете, гражданин Малосольный? — громыхнул Баздырев. — Итак, суду все ясно… И с тобой тоже. Труп подменили! Сколько тебе заплатили за это? Две, три тысячи баксов?
Патологоанатом стал бледнее трупа.
— Мне ничего не платили! — возмутился патологоанатом. — Это какое-то недоразумение… У этого бомжа была бирка с одним только именем «Гриша».
— У этого? — уточнил Баздырев, показав на труп.
— Да!
— И куда же сбежало это «недоразумение» с биркой бомжа по имени Гриша?
Пытаясь осмыслить жуткую ситуацию, патологоанатом, похоже, впал в ступор. Его глаза остановились, а в голове набатом зазвучала мелодия «Вечерний звон».
— Слушай, Вася, меня внимательно. — Максимыч перешел на задушевный тон. — Я, майор Баздырев, даю тебе на ответ ровно три с половиной секунды. Или ты сейчас будешь мертвее этого трупа, — кивнул он на тело.
Патологоанатом, встрепенувшись, просевшим дискантом произнес:
— Его увезли в крематорий…
