— В чем именно мы вас обманываем? — ласково переспросил его майор КГБ по фамилии Кручинин, который был явно за главного.
— Пока не знаю, — буркнул Вешенцев и почему-то стыдливо опустил глаза.
— Значит, так, товарищи, — сказал майор миролюбиво, но строго, — препирательства, я полагаю, закончились. Мы…
Тут он заметил возящихся в углу Купермана с Буревич и многозначительно кашлянул:
— Товарищи борцы, вас это тоже касается.
Те наконец отцепились друг от друга и посмотрели осоловевшими глазами на майора.
— Вот так уже лучше, — удовлетворенно кивнул майор и продолжил: — Мы догадывались, что возникнут разногласия, посему подготовили ваше распределение. Список огласит лейтенант Чуев. От себя же добавлю. Вы находитесь в закрытом городе Привольске-218 в воспитательных целях. Все вы в той или иной степени не оправдали доверия, которое было возложено на вас правительством и народом, и теперь находитесь здесь вроде как на вольном поселении.
— Ничего себе вольное поселение, — хмыкнул Вешенцев.
— Да, — поправился майор, — поселение не совсем
вольное, однако обратите внимание на гуманность данной меры. Вы не в тюрьме, можете заниматься творчеством, если хотите, общаться, ходить друг к другу в гости.
Тут он невольно покосился на тяжело дышавшего Купермана и растрепанную Буревич — было ясно, что эти двое друг к другу в гости ходить точно не будут.
— Конечно, вам придется трудиться и на благо нашей Родины, — продолжил Кручинин.
— Всё, — зло сплюнул кто-то в толпе. — Лафа кончилась. Кирку в руки и вперед, товарищи, с песней. Во глубину, так сказать, сибирских руд…
— Упаси бог, — миролюбиво покачал головой майор Кручинин. — Да, химкомбинат, который находится на окраине нашего небольшого городка, нуждается в рабочих руках. Но к работе на нем будут привлечены различные специалисты в химической области. А вот что касается сферы обслуживания, то есть фактически того, чем вы сами будете пользоваться — это магазины, химчистки, кафе, — то там, пожалуй, вы и пригодились бы. Я бы хотел уточнить, что всех вас обеспечат качественными, можно даже сказать дефицитными продуктами и товарами. Здесь будут созданы все условия для проживания. К тому же сюда будут постоянно привозиться новые… э-э-э… интересные люди.
— Хорошая фраза для приветствия зэков в тюрьме, — съехидничал бард Клюев. — Прям клуб по интересам.
— Гражданин начальник, — вежливо встрял часто сидевший и потому опытный в деле общения с тюремным начальством правозащитник Ледяхин. — Разрешите обратиться?
Майор кивнул.
— А мы как вообще, будем здесь до смерти, что ли, сидеть?
— Ну зачем? — добродушно рассмеялся майор, обнажив прокуренные до запредельной желтизны зубы. — Конечно, нет. Во-первых, не сидеть, а жить. Вы-то как опытный человек должны понимать разницу между камерой и отдельной квартирой. Во-вторых, через некоторое время, если будете хорошо себя вести, не буянить, вас отпустят домой. Разве что подпишете подписку о неразглашении, хотя и она не так уж принципиальна — место нахождения вы все равно не сможете определить.
— А письма писать, ну, или телевизор там смотреть? — спросил актер Вешенцев.
— Что нет, так нет, — развел руками майор. — Курорт здесь мы вам все-таки создавать не собираемся. Это я про письма. А вот открытки в одностороннем порядке — это пожалуйста. Телевидение и радио будут. Будет и кино привозиться, и…
Тут он не нашелся что добавить к списку и закончил предложение неожиданно:
— И… очень даже регулярно. А, кстати! Имеется еще библиотека. Вы можете организовывать театр, музыкальные коллективы, команды там всякие… футбольные, — почему-то уточнил он в конце, как будто намекая на то, что баскетбольные команды, например, одобряться не будут.
— Может, и политические партии здесь можно создавать? — спросил, уже слегка обнаглев, журналист Тисецкий.
Все засмеялись.
— Э-э-э, — задумчиво протянул майор, у которого насчет партий не было никаких указаний. — Я бы не советовал.
— Простите, — снова встрял дотошный Ледяхин, — а как будет определяться степень правильности поведения? Цензурой, что ли?
— Стучать будем друг на друга, вот тебе и вся степень, — буркнул скульптор Горский.
— Зачем? — удивился майор. — Я могу сразу сказать, что испытательный срок для всех пять лет.
— Еб твою мать! — воскликнул Тисецкий. — И здесь пятилетка!
Цифра произвела какое-то нехорошее впечатление на присутствующих. Кто-то присвистнул, кто-то чертыхнулся, кто-то стал проклинать тот день, когда согласился покинуть страну под давлением КГБ.
Майор спокойно переждал этот эмоциональный выплеск.
— Но никакую цензуру мы вводить не собираемся. Конечно, если будете откровенно призывать в своих произведениях к свержению строя, то это мы будем пресекать.
— И срок добавлять, — хмыкнул Ледяхин.
— Может быть, — угрожающе сказал майор. — Но копаться в ваших фигах в кармане, или двойных смыслах, или даже западопоклонничестве — это извините. Тут делайте что хотите. Комиссии и худсоветы мы создавать не будем.
— Может, и кино разрешите снимать? — спросил кто-то из задних рядов.
— Может, и разрешим, — туманно ответил майор.
— Значит, свиданий с родственниками тоже не будет? — спросил Ледяхин.
— Нет, — отрезал майор. — Для родственников вы все…
— Умерли, — мрачно пошутил кто-то.
— Зачем же так? — обиделся майор. — Для них вы на Западе. А если не хотите, чтоб они волновались, советую время от времени отправлять открытки. А именно раз в два месяца.
— А где брать открытки? — спросил Куперман, который все еще пытался скинуть вцепившуюся в него поэтессу Буревич.
— У наших сотрудников вы можете получить открытки разных капстран, на выбор. На них напишете что-то вроде «Долетел хорошо. Целую», ну а потом они будут выдаваться раз в два месяца. Естественно, те, кто будут пытаться… э-э-э… схитрить, те будут лишаться определенных привилегий.
— Чистая тюрьма, — буркнул Вешенцев.
— Но этот вопрос еще прорабатывается, — пропустил это замечание мимо ушей майор. — Вполне вероятно, что те, кто захочет перевезти сюда родных и близких, получат такую возможность. Естественно, с согласия последних, так как им придется фактически вместе с вами отбы… пребывать в Привольске-218.
— А как работать будем? — спросил неутомимый Ледяхин, в голове которого уже проносились разные рискованные идеи насчет привлечения внимания западных «голосов» к этому безобразию.
— Исключительно щадящий режим, — успокоил его майор.
— Это что за щадящий режим? — усмехнулся журналист Тисецкий. — Не до полного изнеможения, что ли?
