— Слушай, совсем забыл! Приходи завтра на премьеру.
— Какую еще премьеру?
— Фильма.
— Твоего? — ошарашенно спросил Максим и чуть не отстриг себе палец.
— Нет, Родена, блин, — фыркнул Толик. — Ну естественно, моего.
— Ты что, его уже снял?!? За месяц?!
— А что тянуть кота за яйца? Чик-чик, и готово.
— Чик-чик, и нет яиц?
— В общем, легкая семейная комедия. Называется «Любовь плюс любовь».
— Очень оригинально.
— Да мне тоже не нравится, — вяло согласился Толик. — Вообще-то хотел назвать «Любовь плюс любовь равняется любовь».
— Ну это, конечно, меняет дело.
— Но прокатчики взбунтовались. Говорят, слишком длинно. Зритель не поймет. Тяжело творческому человеку с этими прокатчиками. У них только деньги на уме.
— А у тебя? — саркастично спросил Максим.
— А у меня деньги и бабы, — хохотнул Толик. — Чувствуешь разницу?
— Не очень, потому что сомневаюсь, что прокатчиков не интересуют бабы.
— Судя по их поведению, их интересуют скорее мужики. Ха-ха. Ладно. Короче, приходи. Останешься на банкет, ну и все такое.
Максим обещал прийти, но не пошел. Не потому, что представлял себе качество фильма и боялся каких-то расспросов со стороны Толика (тот был совершенно равнодушен к критике), а просто не хотел тратить время.
В метро случайно столкнулся со своей юношеской любовью, которую не видел лет пятнадцать. Даже не сразу узнал, но у нее были смешные ямочки на щеках по ним и определил. Хотел окликнуть, но потом почему-то спрятал лицо и отвернулся. Не хотел, чтобы она видела его постаревшим.
А в один из дней на мобильном высветился незнакомый номер.
— Алло! Максим! Это Андрей!
— Какой Андрей?
— Не узнал?! Богатым буду! Одноклассник твой! У нас встреча выпускников. Приходи.
Максим так опешил от этого неожиданного звонка, что несколько секунд беззвучно шевелил губами, как аквариумная рыбка. Наконец обрел дар речи.
— Каких выпускников?
— Школьных, конечно!
— Господи, нам скоро всем на тот свет выпускаться, а тут какая-то школа.
— Ну, так вот именно! — бодро ответил Андрей. — Надо успеть до того света.
— Зачем?
— Ой, слушай, Максим, давай без этого вот сарказма.
— Слушай, а как ты меня нашел?
— А что? Пробил по телефонной базе, вот и нашел.
— А-а…
— Короче, дело к ночи. У нас будет встреча выпускников. Шестнадцатого сентября. В девятнадцать ноль ноль в «Палате номер шесть».
— В какой палате? — неуверенно переспросил Максим.
— Господи, ну клуб на Солянке. Мы все тебя ждем.
— Да-да, Максим, мы все ждем! — врезался чей то писклявый женский голос.
— Кто это? — испугался Максим.
— Ха-ха. Не узнал? Это Люда. Помнишь Люду? Твоя школьная любовь. Ну все. Запиши себе куда-нибудь.
— Погоди! Э-э-э… А Щербатый тоже там будет?
— Кто? А! Ха-ха! Щербатый!
На том конце трубке покатились со смеху. Наконец отсмеялись.
— Да нет, он умер давно.
«Очень смешно», — подумал Максим.
— Его это… машина сбила. Грузовик, кажется. Уж лет пять назад.
«Вот те и самосвал», — подумал Максим, но без злорадства, лишь слегка удивившись жестокой иронии судьбы.
— В общем, не боись — Щербатого не будет. Как у тебя-то жизнь?
— Жизнь нормально, — промямлил Максим.
— Понятно, а сам ты как?
И он снова заржал, но почувствовав, что шутка не прошла, добавил:
— Чем занимаешься?
Максима этот вопрос всегда заставал врасплох. Сказать, что ты писатель — все равно что сказать, что ты поэт. Люди смотрят как на идиота. При этом писателем он был уж получше, чем Толик — кинорежиссером, однако слово «режиссер» у всех вызывало священный трепет. Ну как же! Писать каждый может. А кино снимать — это удел избранных. Даже если ты — полная бездарь. Говорить таким людям, как Андрей, что ты — искусствовед, еще глупее. Для них это все равно что бездельник.
— Да так, журналистикой подрабатываю… пишу что-то… А ты?
Спросил из вежливости. Его совершенно не интересовал ни род деятельности Андрея, ни его положение в обществе. Тем более что он и не очень-то помнил этого Андрея. Кажется, был какой то белобрысый в классе по имени Андрей — он ли?
— Заведую крематорием, — ответил Андрей. — Если что, заходи, устрою вне очереди.
И снова загоготал.
— Зайду на днях, — мрачно ответил Максим.
— Заходи и друзей приводи!
С юмором у Андрея было все в порядке.
После этого звонка Максим еще долго отходил, пытаясь, подобно спиритическому медиуму, вызвать в памяти образ Андрея, а также Люды и всех остальных. Андрея он наконец вспомнил. Перешел к ним в школу в восьмом классе. Запомнился тем, что вечно просил дать списать. Причем делал это настолько занудно и унизительно, что давать-то давали, но с большой неохотой.
«Поразительно, — подумал Максим, — такой зануда, и превратился в гогочущего жизнелюба. Не иначе как работа в крематории меняет характер в лучшую сторону. Может, и мне в гробовщики податься?»
Эта мысль неожиданно привела его снова к теме Привольска, погибшего «при неизвестных обстоятельствах» майора Кручинина, к Блюменцвейгу, к «Глаголу» и собственно книге. Максим снова бросил сценарии и бессмысленные переписки и вернулся к книге.
А через пару дней позвонил Куперман и сухо сказал, что предложение насчет музея принято, так что пусть приезжают для переговоров.
Максим тут же перезвонил Зонцу. Тот был сдержан и деловит. Как-то даже чересчур деловит. А когда Максим сказал что-то насчет музея Привольска, Зонц почему-то буркнул «музейщики», хотя было совершенно непонятно, что он вкладывал в это слово. Но потом Зонц как будто исправился, пару раз пошутил и предложил Максиму осуществить поездку в Привольск в начале следующей недели.
Максим согласился, и они попрощались.
После этого Максим решил позвонить Блюменцвейгу. Во-первых, он все-таки хотел вытянуть из того информацию о «Глаголе». Во-вторых, а вдруг тот все таки решит поехать в Привольск за компанию? В дороге бы и поговорили.
Весь день у Блюменцвейга никто не брал трубку. К вечеру ответил тихий женский голос:
— Алло.
— Алло, — слегка растерялся Максим. — А можно Якова?
Женщина кашлянула.
