Через полчаса Яков вытер перепачканное лицо, улыбнулся во весь рот и легонько пнул ногой плечо майора.
— Подъем, майор. В смысле переворот. Мы у цели. Чуешь воздух?
Кручинин открыл глаза, перевернулся на брюхо и потянул носом. Действительно, спасительной прохладой откуда-то струился свежий воздух.
«Слава богу», — подумал он, поводя затекшей шеей.
Яков с удвоенной энергией стал долбить землю и расширять ход. Наконец места стало достаточно, и он, убрав фонарик и совок, принялся змеевидными движениями выкарабкиваться наружу.
Кручинин быстро, почти судорожно полез следом, потому что уже начал опасаться — не вздумает ли его новый спаситель законопатить его здесь навсегда.
— Да не пихайся ты, майор, — сказал Яков и добавил, словно прочитав мысли Кручинина. — Раз тебя взял, значит, взял. Мне на том свете зачтется.
Наконец Блюменцвейг выбрался наружу и подал руку майору.
— Давай-давай, надо торопиться.
Но едва майор выкарабкался, у него за спиной раздался чей-то голос:
— Да, собственно, не надо никуда торопиться.
Блюменцвейг стал мотать головой в поисках источника голоса, а Кручинин схватился за кобуру, но тут же замер, почувствовав, что в спину уперлось что-то твердое, — видимо, дуло автомата.
— Не надо, майор, — сказал второй голос.
Чья-то ловкая рука вынула пистолет из его кобуры, и вдавленное в хребет дуло исчезло.
Блюменцвейг и Кручинин слегка отступили обратно к стене и увидели двух людей с автоматами. Третьим (без оружия) был Ледяхин.
— У вас все или еще кто ползет? — спросил он и равнодушно посмотрел куда-то в сторону, словно его совершенно не интересовал ответ на поставленный вопрос.
— Ловко, — усмехнулся Блюменцвейг. — И давно вы про этот ход узнали?
— Да Чуева потрясли слегка, он и сказал, что слышал, как ты предлагал майору встретиться у НИИ. Сначала думали завалить ваш ход, и дело с концом, но тебя пожалели.
— За это гран мерси, — саркастически поблагодарил Блюменцвейг. — И что же дальше?
— Пойдем домой, — пожал плечами Ледяхин.
— Это в Привольск, что ли?
— Ну а куда ж еще?
— Ладно, — покорно сказал Блюменцвейг и незаметно подмигнул майору. — Но я так скажу тебе, Ледяхин, твой дом, может, и Привольск, а вот мой… мой не здесь. И я лучше сдохну, чем буду играть по вашим правилам.
Тут Яков неожиданно пнул ногой одного автоматчика, а второго толкнул плечом так, что тот не удержался на ногах и шлепнулся на землю.
— Рвем когти! — завопил Блюменцвейг и метнулся в темноту.
Кручинин, опешивший от такой смелой выходки Якова, на долю секунды задержался, но затем рванул следом.
— Стоять!!! — завопил Ледяхин.
Блюменцвейг и майор, пригнув головы, понеслись во весь опор к темнеющему вдали лесу.
— Расходимся, майор! — крикнул Яков и сделал резкий скачок влево. Майор метнулся вправо. Застрекотала автоматная очередь. Блюменцвейг услышал свист пуль и почувствовал, как обожгло правое ухо, но это только придало ему сил. Краем глаза он заметил, как Кручинин охнул и, взметнув руки, рухнул оземь. Сначала Яков хотел рвануть к майору на помощь, но, испугавшись за свою жизнь, передумал и, виляя всем телом, как загнанный заяц, продолжил свой зигзагообразный бег по направлению к лесу. Еще какоето время слышалась автоматная очередь, но явно палили наугад, просто в темноту. Минут через двадцать Блюменцвейг уже несся по лесу, раздвигая руками хлещущую по лицу листву и хрустя сухими ветками. Еще через несколько минут выскочил на какое-то пустынное шоссе. На его счастье, вскоре показался грузовик. Водитель согласился взять взъерошенного и грязного странника с собой.
— Только на одном условии, — строго сказал шофер.
— Каком еще условии? — тяжело дыша, спросил Блюменцвейг.
— Анекдоты знаешь?
— Какие анекдоты?
— Обыкновенные. Про Брежнева или чукчу. А лучше про Рабиновича.
— Допустим, — удивленно ответил Яков и пощупал мочку задетого пулей уха — ничего страшного, царапина.
— Вот! — обрадовался водитель. — Будешь рассказывать мне анекдоты. Я в дороге уже почти четырнадцать часов. Мне спать нельзя, а я мужик с юмором. Если ржу, сон как рукой снимает.
— Мать твою, — тихо выругался себе под нос Блюменцвейг, но делать было нечего. Он полез в кабину и в течение следующего часа, перепачканный землей и едва избежавший смерти, травил анекдоты. Все, которые только мог вспомнить. Водитель был очень доволен и громко хохотал, хлопая себя по ляжке тяжелой шоферской рукой.
XXXII
Максим и Толик мчались по ночной Москве. Мимо мелькали огни вывесок и рекламных щитов, сливаясь в одну бесконечную радостную кашу. Максиму почему-то вспомнились слова Зонца об искусстве как о свете, к которому должны тянуться люди, и о том, что сейчас вместо этого света по всей стране разноцветные лампочки горят.
— Слушай, — прервал молчание Толик, — а что у тебя с книгой? Издатель так и не позвонил?
— Нет, — хмуро ответил Максим. — Да и не надо. Нет никакой книги. И издателя нет. И жены нет. И семьи нет. И уютного дивана с собакой нет. И плазменного телевизора. И вообще ничего нет. ВИТЧ и жопа.
— Че за ВИТЧ? — сказал Толик, продолжая равнодушно крутить руль и созерцать летящую навстречу Москву.
— Да я и сам не знаю. Один товарищ мне говорил, что это когда интеллигенция мечется между государством и народом вместо того, чтобы собой заниматься. А другой говорил, что это когда она перестает метаться. Вот я и думаю, где тут истина…
Толик хмыкнул и включил радио.
«И снова немного настоящего ретро, — сказал бодрый голос ведущей, — на волнах "Радио Новая жизнь ФМ". Музыка Исаака Дунаевского. Слова Михаила Светлова. "Физкультурная"».
После небольшого музыкального вступления с трубами и барабанами бодрый советский хор затянул:
Яркому солнцу навстречу Выйди с утра, молодежь! Выпрями гордые плечи, Силу на ловкость помножь!
Максим невольно вздрогнул. Каждое повторение слова «солнце» звучало как «Зонцу». В этом контексте песня приобретала несколько иное звучание, неприятно подчеркнутое убийственно радостным пафосом музыкального сопровождения: «Яркому Зонцу навстречу выйди сутра, молодежь…»
— Смени волну, — буркнул Максим.
— Тебе не нравится? — удивился Толик и пожал плечами.
Он сменил волну, и Максим уловил промелькнувшее слово «новости».
— …состоялась презентация двухсотого романа известной писательницы Кругловой. Поздравить народную писательницу с этой круглой цифрой пришли известные поэты, музыканты, композиторы… Интересно, что в этот же день у коллеги Кругловой, писательницы Комаровой, состоялась презентация сто двенадцатого романа…
