— Отпусти яблоко, — сказал он ласково и стал палец за пальцем медленно раскрывать ее окаменевшую ладошку, пока яблоко не упало с гулким стуком на пол. Антон аккуратно подхватил застывшую девочку под мышки и лихорадочно оглянулся. Вокруг все было разбито, опрокинуто, перевернуто. В углу валялось охотничье ружье Мансура. Пахомов сошел с ковра и опустил на островок деревянных половиц Додар. Затем взял угол ковра и резким движением набросил его на тело Мансура.
В этот момент неожиданно заскрипело крыльцо.
— Кто там? — крикнул Антон, прикрыв собой Додар.
На пороге стоял Поребриков.
— Я извиняюсь. Чего это здесь? Антон облегченно вздохнул.
— А мне откуда знать? Сам видишь, все верх дном. Черт! Черт!
Антон затрясся от загнанного внутрь напряжения.
Затем развернулся к Додар.
— Додар, скажи, кто это был. Кто здесь был?
Додар, испуганно вертя головой, ответила:
— Люди.
— Какие люди, Додар? Что за люди?
— Много людей. Все кричали.
— Почему кричали?
Додар неожиданно посмотрела Антону прямо в глаза так, что он замер.
— Тебя искали.
Стряхнув секундное оцепенение, Пахомов развернулся к Поребрикову.
— Ты что-нибудь знаешь?
— Да откуда, — пожал тот плечами. — Услышал шум какой-то, выстрел, вот и прибежал.
— А когда подходил, кого-нибудь видел?
— Ну да. То есть нет. Здесь никого не видел, только…
— Что?
— В сторону библиотеки твоей вроде народ пошел. Я еще подумал, чего это они.
— Библиотеки?
Антон застонал, как от зубной боли и заколотил себя по лбу кулаком. Потом опомнился и сел на корточки перед Додар.
— Ты ничего не бойся. Все будет хорошо.
— И с папой?
— И с папой, — после секундной паузы, проклиная все на свете, сказал Антон. Затем повернулся к Поребрикову.
— Значит так, Боря. Срочно звони Зимину и в отделение. Ай, черт! — спохватился Антон, вспомнив, что дочка Мансура все еще здесь. Затем взял Додар за руку и, успокаивая по дороге, отвел ее в дальнюю комнату. И через секунду, перепрыгивая через ступеньки, сбежал вниз. Там он распахнул ковер, отвернувшись, чтобы не видеть тело Мансура. Поребриков ахнул и перекрестился.
— Кто же его так?
— Да я откуда знаю! Может, он живой, а я его ковром накрыл. Черт, я ж даже не знаю, как там… ну… этот пульс чертов проверять. Ладно, погоди, я сам.
Антон подбежал к телефону и набрал Зимина. Тот, слава богу, был дома.
— Дима, это Антон. Срочно дуй к Мансуру, короче. Сам увидишь. Нет. Думаю, что уже нет. Но проверить-то надо. Давай. Ноги в руки.
Бросив трубку, Пахомов запахнул пальто и уже на бегу крикнул Поребрикову:
— Ну что встал?! Звони Черепицыну! И за Додар следи. Головой отвечаешь! Я к библиотеке!
На секунду обернулся и посмотрел на валявшееся в углу комнаты ружье. «Брать — не брать?» — подумал он. Чертыхаясь, подбежал и поднял ружье. Переломил, глянул — пусто. «Ай, блин!» Где Мансур хранит патроны, Антон не знал, а искать не было времени. Он с досадой отшвырнул бесполезное оружие и выбежал в дверь.
Поребриков тем временем, испуганно глядя на безжизненное тело, медленно двинулся к телефону. При этом он прижимался спиной к стене, как будто шел по карнизу небоскреба. Добравшись до заветной цели, он дрожащей рукой набрал номер отделения.
Разговор с сержантом был долгим и бессмысленным. Уставший после волокиты с Сериковым Черепицын вяло пытался разобраться, что же произошло.
— Какая толпа? Куда? К библиотеке? А Мансур тут при чем? Какая Додар?
Ничего толком не поняв, Черепицын повесил трубку. Через десять минут в кабинет зашел одетый майор.
— Сержант, я пойду к Серикову загляну, в смысле к покойнику, тьфу ты! Ну ты понял. Если кто звонить будет, Митрохин там, скажешь, что по делам отлучился. Хотя у него и мой мобильный есть.
— Товарищ майор, — вскочил Черепицын. — Тут это. Поребриков звонил.
— Ну и? — нетерпеливо отозвался майор, надевая перчатки.
— Да я думаю, опять хулиганит, за старое принялся. Начал какую-то чушь молоть.
— Какую чушь?
— Говорит, что вроде Мансура того.
— Что того? — нахмурился Бузунько.
— Ну, в общем, я сам не очень понял. Вроде как Мансура… убили?
«Убили» сержант произнес с вопросительной интонацией.
— Говорит, что, мол, народ поддал у Серикова и… А сейчас к библиотеке все пошли. И Антон туда же побежал. Ну так мне занести это в журнал? В смысле, звонок. Потом припаяем Поребрикову. Снова пьянство, телефонный… этот… хулиганизм.
Бузунько, который на протяжении всего короткого монолога сержанта молчал, вдруг посмотрел ему прямо в глаза и едва слышно, но очень четко произнес:
— Какое, мать твою, пьянство, сержант? Поребриков в завязке. — И через секунду заорал: — Быстро в машину!
30
Вывалившись из дома Мансура на улицу, толпа, повинуясь какому-то внутреннему голосу (а такой бывает даже у толпы), резко взяла курс на библиотеку. Сейчас уже не важно, почему именно на нее. Потому ли, что она находилась недалеко от дома Мансура и кто-то из толпы предложил заглянуть туда? Или, может, вспомнили слова Климова и действительно рассчитывали застать там Пахомова (вопрос «зачем?» был уже почти риторическим). Сопротивление Мансура как будто убедило большеущерцев в том, что они на правильном пути, — так милиционер, чувствуя испуг задерживаемого, принимает это за потенциальную вину и хвалит себя за хороший нюх. И большеущерцы, хотя уже и не помнили, зачем они ищут Пахомова, почувствовали в испуге и сопротивлении Мансура скрытую вину, заговор, преступление, которое они прямо-таки обязаны раскрыть. Им и в голову не могло придти, что Мансур схватил ружье не потому, что собирался защищать от народного гнева жизнь Пахомова, а потому, что хотел защитить свою собственную и жизнь своей дочери.
Антон бежал к библиотеке, но, как и толпа, плохо отдавал себе отчет в том, зачем. Ему почему-то казалось, что он еще может что-то исправить.
Толпу он заметил, как только вышел на финишную прямую, ведущую к знакомому зданию. Зрелище было красочным. Мерцая сигаретными огоньками и чиркающими зажигалками, хрустя по свежевыпавшему снегу и скандируя что-то отдаленно напоминающее «Вперед!», толпа эта была похожа скорее на армию, марширующую к бастиону противника.
И этим бастионом была библиотека. А что делают на войне с бастионами, Пахомов знал и безо всякого исторического образования.
Он на секунду остановился, перевел дыхание и снова бросился вперед. Он не знал, как сможет остановить толпу, не знал, что будет говорить, и он, конечно же, не догадывался, что и Сериков, и Мансур, и он, и даже Бульда — звенья одной цепи. Набирая скорость, чтобы опередить толпу прежде, чем она подойдет к библиотеке, Антон думал совсем о другом.
