– Бля, сука! – закричал главный, подбегая к дверям.
За ним бросились и все остальные. Поезд отчаянно скрежетал колесами, готовясь к последнему отрезку тормозного пути. Вглядываясь в непроглядную тьму весенней ночи, бритоголовая компания увидела метрах в двадцати фигуру «выпавшего» – он ковылял по направлению к густым зарослям придорожных кустов.
– Прыгай! – заорал главный одному из стоявших около двери.
– Да ты че, Гремлин?! Да и смысл какой? Он вон где! Мы пока его найдем, он заляжет где-нить, и привет.
Через пару секунд поезд встал.
– Бля, сучара, повезло, – сказал главный и вдруг схватил стоявшего рядом приятеля за шею и притянул к себе, уткнувшись головой лоб в лоб, глаза в глаза.
– Плинтус, бляха-муха, – «нежно» протянул он. – Хули ты меня палишь? Я же предупреждал – никаких кличек, тем более если она – фамилия. В следующий раз сам прыгать будешь.
– Извини, Гремлин, – жалобно протянул тот.
– Ладно, замнем для ясности.
Гремлин отпустил приятеля, сплюнул на пол тамбура и посмотрел на остальных. Те переминались с ноги на ногу, опустив глаза.
– Ну че встали, как бляди на параде? – подмигнул он им и усмехнулся. – Сейчас менты пойдут проверять, кто стоп-кран дернул. Все равно съебываться надо.
Он вздохнул и первым спрыгнул в открытую дверь.
XIV
В кабинете майора Хлыстова было накурено – хоть топор вешай. Окна были закрыты, вентиляция отсутствовала как явление. Тем более что само помещение – от силы двадцать квадратных метров. Почти полкабинета занимал массивный дубовый стол. Хозяин кабинета был ему под стать – огромен, тяжел, уверен в себе.
Костя сидел напротив и старался смотреть майору прямо в глаза. Хлыстов ему не понравился с первой секунды. Никаких особых предпосылок для неприязни у Кости не было – майор оказался вполне любезным и словоохотливым. Но, как говаривал какой-то философ, человек говорит для того, чтобы скрыть то, что он думает. А майор говорил много. При этом он не бегал глазами, не суетился, вел себя вполне раскованно, дружелюбно, часто смеялся и легко «держал» Костин пристальный взгляд. Но именно это и было тем самым, что смущало Костю больше всего. Глаза Хлыстова. Они были абсолютно пусты. Не глупы, не хитры, не бесстрастны, а именно пусты. Если принять за истину пословицу «Глаза – зеркало души», то либо у майора они были из тонированного стекла, либо у него не было души. В его глазах ничего не отражалось и ничего не выражалось. Ни напряжение, ни работа мысли, ни любопытство. Ничего. Со стороны могло даже показаться, что майор безнадежно слеп – настолько отсутствующе глядели его глаза в пространство.
«Вот уж точно, – думал Костя, слушая говорливого Хлыстова, – такому бы я бы даже план сортира в Кремле не доверил – продаст. Если найдет покупателя, конечно».
В этот момент Костя понял, что Хлыстов, кажется, рассказывает ему какой-то анекдот.
– А она мужу в ответ: «А тапочки твои я давно выкинула!»
Это была явно финальная фраза, и майор засмеялся. Глаза его при этом по-прежнему оставались пустыми, как у мертвеца.
«Чисто зомби», – внутренне поежился Костя, но вслух ничего не сказал, только улыбнулся, изображая, что понял юмор рассказанного анекдота.
Хлыстов заметил искусственность улыбки и, откашлявшись, задавил бычок в переполненной пепельнице.
– Ладно, – сказал он, придавая лицу серьезный вид. – Шутки в сторону. Значит, не дает покоя наш район? Все звонят да присылают. Что на этот раз?
Костя выдержал необходимую актерскую паузу, по-прежнему стараясь смотреть майору в глаза, а затем усмехнулся:
– А что, первых двух разов недостаточно?
– Ну во-первых, если вы про Исмамбекова, – сказал Хлыстов, доставая новую сигарету, – то есть если мы говорим о первой смерти – это чисто несчастный случай. Это вы там наверху горазды из искры пламя раздувать. А я могу напомнить. Исмамбекову было семьдесят шесть лет. Плюс-минус. Около подъезда его дома с ним случился инфаркт. Он упал и умер.
– И никто не вызвал «скорую», – добавил Костя задумчиво, словно говорил сам с собой, – Хотя в это время суток во дворе были десятки людей, прохожие.
– А вы что, хотите кого-то за это посадить? – услужливо спросил майор, чувствуя скрытую агрессию собеседника.
– Было бы неплохо, – ответил Костя, улыбнувшись и откинувшись на спинку стула.
Хлыстов пропустил это пожелание мимо ушей и зажег сигарету, затянувшись так, что щеки, казалось, вот-вот встретятся у него во рту.
– А что касается Оганесяна, – перебил майор, выпустив густую струю едкого дыма, – то дело его у вас. Мы всё, что было в наших силах, сделали. Плюс-минус. Я лично Оганесяну помогал как мог. Ну, в смысле, когда он еще был жив, плюс-минус.
Присказка «плюс-минус» была явно основным словесным паразитом Хлыстова.
– Неужто? – деланно удивился Костя. – А вы знаете такого Геныча?
– Плюс-минус, – сощурил один глаз Хлыстов. – А вы, я гляжу, уже вошли в курс дела.
– И кто он?
– Да так. Аспирант истфака МГУ, собирает тусовки у себя иногда.
– И все?
– А что вы хотите знать? Я лично про него ничего не знаю. Так себе человечек. Много о себе думает.
– Похоже, вы его не очень-то жалуете?
– А что мне его жаловать? Он мне не друг, не брат, не сват.
Пустые глаза майора встретились с Костиными, и Косте стоило больших усилий выдержать встречу с этой зияющей пустотой.
– А Гремлин? – попробовал он зайти с другого края.
– А что Гремлин? Ну, имеется и такой зверь в нашем зоопарке. Он и есть убийца Оганесяна. Плюс-минус.
– Плюс или минус? – раздраженно переспросил Костя.
Майор рассмеялся, поняв, что присказка его в данном случае оказалось не совсем к месту.
– Плюс, плюс, – сказал он. – Без минусов.
– Откуда такая уверенность?
– А что вас смущает? Да тут к гадалке не ходи. На весь район он и его кореша – основные головорезы. Они, собственно, это и не скрывают. Думаю, дай им волю – любого нерусского с полпинка на перо поставят.
– А что ж вы его не возьмете? – язвительно усмехнулся Костя.
– А то вы сами не знаете. Там же нет ни одного свидетеля. Точнее, куча, только все в пользу Гремлина.
– Причем все свидетели говорят одно и то же, как под копирку.
– И что? – пожал плечами Хлыстов и потер заслезившийся от дыма правый глаз. Косте показалось, что он не потер, а протер глаз, как протирают помутневшие окулярные стекла.
– Как это «что»? – удивился Костя, чувствуя, что еще немного и сойдет с ума от здешней логики.