– Минутку! Я хочу сделать небольшое
объявление! Сегодня утром к нам прилетел купидончик с сообщением от всемирного
драконбольного совета! Определился участник, с которым команде Тибидохса
предстоит встретиться в полуфинале. Нашими соперниками станут... –
профессор Горгонова выдержала томительную паузу: – Афганские джинны!
На мгновение над Залом Двух Стихий повисла
мертвая тишина, а затем все разом сорвались со своих мест и загалдели. Гуня
Гломов от полноты чувств даже опрокинул стол. Поклеп Поклепыч послал циклопа за
ухо вывести Гуню из зала, что циклоп и проделал с величайшим удовольствием.
За многовековую историю драконбола афганские
джинны становились чемпионами мира едва ли не чаще остальных команд. По общему
рейтингу, они опережали даже гандхарв и бабаев и лишь незначительно уступали
невидимкам. Недаром спортивные обозреватели называли их «мировыми вышибалами».
Любая команда, встретившаяся с джиннами на игровом поле, терпела поражение с
головокружительным счетом.
– Ну, всё! Конец нам! Теперь точно не
прорваться в финал! – пораженчески воскликнул Демьян Горьянов.
– Ты, главное, с пылесоса не упади. Все
равно от тебя никакого проку. На месте Соловья я давно заменил бы тебя на Дусю
Пупсикову, – заявил Баб-Ягун.
Пупсикова благодарно заморгала, но бестактный
Ягун тотчас добавил:
– Увидев её в воздухе, все джинны
немедленно станут умирать от смеха и упустят все мячи. А Дуся не будет терять
даром времени, свалится на голову их капитану и примется его тискать...
Крупная, с куриное яйцо, зеленая искра
оторвалась от кольца Медузии и лопнула с сухим треском.
– Прошу внимания! От имени преподавателей
школы Тибидохс я собираюсь сделать приятный сюрприз лучшему игроку, великолепно
проявившему себя в матче с гандхарвами!
Едва услышав про сюрприз, Гробыня немедленно
вскочила и с величайшей готовностью выдвинулась вперед. Казалось, её беспокоит
одна только мысль: хватит ли у неё рук самой унести все приятные сюрпризы и не
следует ли мобилизовать для этого своих прихехешников.
Однако Медузия даже не повернулась в её
сторону. Вместо этого она подала кому-то знак. Четверо степенных домовых в
русских кафтанах, пыхтя, внесли в зал большой, великолепно отполированный
инструмент. Одному из домовых, шедших позади, его шапка все время сползала на
глаза.
С интересом разглядывая то, что несли домовые.
Таня машинально любовалась новой полировкой,
придававшей инструменту, который – в этом она была убеждена – никогда не видела
прежде, приятный ореховый оттенок.
– Нашим мастерам пришлось потрудиться,
прежде чем они привели его в надлежащий вид. Понадобилось заменить струны,
заново покрыть все лаком и серьезно отреставрировать гриф, Особой спешки не
было, и именно поэтому я попросила сделать все не торопясь и тщательно, –
нетерпеливо оглядываясь, словно ожидая кого-то, продолжала Медузия.
Никто не выходил. Профессор Клопп язвительно
хихикнул и покосился на Сарданапала.
Ванька подтолкнул Таню плечом.
– Эй, ты чего? Заснула? Иди скорее! Это
же твой контрабас! – удивился он:
– Не мой! – буркнула она.
– Как не твой? Смотри внимательнее! Ты
что, его не узнаешь? – рассердился Ванька.
Таня не двигалась с места. Домовые
приблизились к ней и принялись возбужденно попискивать, явно требуя, чтобы их
освободили от их ноши. Особенно негодовал тот, на глаза которого сползла шапка,
а поправить её он не мог: руки были заняты.
Сомнений больше не оставалось, Девочка взяла
контрабас. Струны загудели – низко и одновременно, как будто знакомо. Сердце у
Тани дрогнуло. За минувший месяц не проходило и дня, чтобы она не подумала о
своем инструменте, но на вопрос, где он и что с ним, все преподаватели как-то
многозначительно отмалчивались, и, в конце концов, Таня перестала его задавать.
А теперь вдруг такое...
Таня даже не знала, рада она или нет – все
как-то смешалось в мыслях.
К ней подошла Медузия.
– Надеюсь, ты не обиделась, что мы
вернули тебе контрабас только теперь и вообще держали все в тайне? По правде
говоря, все было готово уже неделю назад, но Сарданапал дожидался, пока Ягге
разрешит тебе начать тренировки. Сегодня утром мы, наконец, её упросили.
Постарайся к матчу с джиннами быть в форме... Ну ты хоть рада?
– Не знаю... я... да... рада... –
сбивчиво ответила Таня.
Медузия понимающе смотрела на неё и улыбалась.
Таня провела рукой по грифу, на котором теперь не было заметно ни одной
трещины. Невозможно было определить, пострадала Веревка или нет, а прямо
спросить об этом у Медузии она не решалась. Лучше уж потом осторожно выяснить
это у домовых, которые, приподнимаясь на цыпочки, стояли рядом и старались
заглянуть ей в лицо. Они тоже чего-то ждали, но чего? Таня улыбнулась им, но
домовых это явно не удовлетворило.
– А когда матч? – спросила Таня.
Медузия пожала плечами.
– Точная дата пока не определена. В
спорткомитете при Магоестве Продрыглых Магций полная путаница. Похоже, бедняг
опять сглазили... В любом случае, прежде невидимки должны встретиться со
сборной полярных духов. А уж после состоится наш матч с афганскими джиннами.
Разумеется, Соловей оповестит вас заранее, – сказала она.
Вокруг Тани уже сгрудилась добрая половина
Тибидохса. Ученики буквально лезли друг другу на плечи, чтобы посмотреть на
восстановленный контрабас. Кузя Тузиков нечаянно наступил на любимую мозоль
Поклеп Поклепыча, которую тот лелеял последние двести лет, испытывая
одиночество до встречи с русалкой. Суровый завуч Тибидохса взвыл так, что ему
немедленно откликнулись заточенные за Жуткими Воротами древние духи.
– Все марш на занятия, пока я вас не
сглазил! Брысь! – завопил Поклеп, надуваясь и багровея до самой лысины. Из
его кольца стали выпрыгивать красные искры, а на столах разлетелось несколько
тарелок. Молодцы из шкатулки стали поспешно сворачивать скатерти.
Школьники брызнули в разные стороны. У Поклепа
в Тибидохсе была неважная репутация. Даже Зубодериха не всегда могла снять его
сглазы, особенно наложенные под горячую руку (или, как шутил Ванька, «под
горячую плешь»).
Проходя мимо Тани в окружении своей свиты,
Гробыня остановилась и вызывающе уставилась на нее.
– Ишь ты, «лучший игрок»! Небось сама все
устроила, да? Моя слава покоя не дает? – поинтересовалась она.
– Отстань, Склеп! – огрызнулась
Таня. Но Гробыня не отставала.
