Это заставило меня еще больше сосредоточиться.
В этой операции задача у Эвана была такая же, как и у меня: опознавать подлинные объекты, сравнивая их с «возможными». Я представил, как он, подобно мне, не спеша идет сейчас по тротуару. Эван был невысокого роста, с лицом, испещренным прыщами, и самым большим мотоциклом на свете, который он с трудом удерживал в вертикальном положении, так как едва доставал до земли мысками ботинок. Я любил позлить его, вспоминая об этом, как только предоставлялась возможность. Я знал этого парня, как брата. Нет, пожалуй, даже лучше; ни с кем из родных я не виделся уже больше двадцати лет. Эван и я вместе оказались новобранцами; мы одновременно прошли отбор и с тех пор постоянно работали на пару. Этот тип оказался таким непробиваемым, что мне всегда казалось: у него в груди вместо сердца просто что-то тикает. Мы были с ним в Херефорде, когда прибывший полицейский сказал ему, что его сестру убили. «Думаю, — ответил Эван, — я лучше поеду в Лондон и сам там во всем разберусь». Дело не в том, что ему было наплевать, просто он никогда не выходил из себя. Подобное спокойствие заразительно. Когда такие парни были вокруг, я всегда чувствовал себя в безопасности.
Я вышел на Мейн-стрит и сразу увидел Браво-один.
— Альфа, это Дельта, — сказал я. — Подтверждаю опознание: Браво-один, в своем поношенном синем пиджаке в полоску.
Браво-один всегда носил один и тот же пиджак в коричневую полоску, причем так давно, что карманы обвисли, а в тех местах, где он терся о спинку сиденья машины, уже почти образовались прорехи. И все те же старые, выцветшие и потрепанные джинсы, промежность которых висела между яйцами и коленями. Он уходил от меня — сутулый, приземистый и широкоплечий, с короткой стрижкой и длинными бакенбардами, и я узнал главное — походку. Это был Шон Сэвидж.
Главный изготовитель взрывных устройств для ВИРА — экстремистской группы, отколовшейся от Ирландской республиканской армии.
[6]
Я последовал за ним на асфальтовый пятачок в нижнем конце Мейн-стрит, недалеко от резиденции губернатора, где после смены караула должен был появиться военный оркестр расквартированного в Гибралтаре британского пехотного батальона. Симмондс подозревал, что группа подрывников ВИРА заложит заряд именно там.
Альфа, опорный пункт, контролирующий операцию на данный момент, повторил сообщение, чтобы все знали, в каком направлении движется Сэвидж. Я знал, что и Гольф, и Оскар-Кев, и Слабак Пат скоро начнут подтягиваться за мной.
Шесть или семь автомобилей стояли в тени возле стены старого колониального здания. Я увидел, как, приближаясь к ним, Браво-один сунул руку в карман пиджака. И подумал, что он идет за пусковым устройством.
Не меняя походки, Сэвидж направился к одному из автомобилей. Я шел чуть правее, чтобы ясно видеть номерной знак.
— Альфа, это Дельта, — сказал я. — Браво-один подошел к авто номер Майк Лима
[7]
семнадцать-сорок четыре-двенадцать.
Я живо представил себе Альфу в штабе операции, за уставленным компьютерами столом.
— Роджер принял, — подтвердил он. — Майк Лима семнадцать-сорок четыре-двенадцать. Это белый «рено»-«пятерка».
— Третья машина от входа, справа, — добавил я. — Стоит носом к стенке.
В руке у Сэвиджа появились ключи.
— Стоп, стоп, стоп! Браво-один у машины, он у машины.
Мы с Эваном едва разминулись — просто я не мог изменить направление движения. Я увидел его в профиль: подбородок и верхняя губа в прыщах, и я знал, что́ это значит. Когда возникало напряжение, его всего обсыпа́ло.
Сэвидж по-прежнему не отходил от «рено». Теперь он повернулся ко мне спиной, притворяясь, что перебирает ключи, но я знал, что он изучает «ябедники». Полоска скотча поперек двери, вещи, в определенном порядке разложенные в автомобиле; если там будет что-то не так, Сэвидж быстро сделает отсюда ноги.
Кев и Слабак Пат должны были находиться где-то поблизости, готовые оказать необходимую поддержку. Если я чересчур выставлюсь, кто-то из них сменит меня, а если вообще вляпаюсь, им придется завершать все это. Мы работали вместе достаточно долго, и я знал, что как приятели, а равно и как коллеги, они не допустят, чтобы задание было провалено.
Здания затеняли «пятачок». Я не ощутил ни малейшего ветерка, просто температура несколько изменилась, когда я вступил в тень.
Теперь я оказался слишком близко к Сэвиджу, чтобы пользоваться рацией. Проходя мимо машины, я услышал, как звякнул ключ и раздался щелчок открывающегося замка.
Я пересек открытое пространство и устроился на лавке. Вытащил газету и стал делать вид, что читаю, продолжая наблюдать за Сэвиджем.
Он до половины скрылся в машине, и я вновь вышел на связь:
— Альфа, это Дельта. Его ноги снаружи, он копошится, как будто что-то ищет под приборной доской, он копошится под приборной доской. Погоди…
Я продолжал держать палец на кнопке передатчика, не уходя со связи. Может, Сэвидж делает последнее соединение перед взрывом?
И тут ко мне направился какой-то старикан с велосипедом. Типу явно хотелось поболтать. Я убрал палец с кнопки и продолжал делать вид, что глубоко погружен в чтение местной газеты, хотя сейчас не воспринимал ничего из того, что там было написано. Старикану явно казалось обратное. Мне отнюдь не хотелось попусту молоть языком или вести разговоры о погоде, но я не мог послать его куда подальше — еще поднимет шум и привлечет внимание Сэвиджа.
Старикан остановился. Одной рукой он придерживал велосипед, а другой начал размахивать в воздухе. Потом что-то спросил у меня. Я не понял ни слова из того, что он сказал. Пришлось сделать вид, что я не знаю, в каком мире нам придется жить завтра, пожать плечами и снова устремить взгляд в газету. Совершенно очевидно, я повел себя неправильно. Старик разразился сердитой тирадой и покатил велосипед дальше, по-прежнему размахивая рукой.
Я вновь включил рацию. Мне не было видно, что именно делает Сэвидж, но обе его ноги все так же торчали из «рено». Он елозил задницей по водительскому сиденью и, согнувшись, копошился под приборной доской. Могло показаться, что он пытается достать что-то из «бардачка» — ну, забыл человек какую-то вещь и вернулся, чтобы забрать. На самом же деле он, кажется, шарил по собственным карманам.
Близилась развязка. Я чувствовал себя боксером — слышал публику, внимал наставлениям помощников и словам рефери, ждал удара гонга, но в основном мое внимание было приковано к парню, с которым мне предстояло вступить в бой. Все остальное ничего не значило. Ни-че-го. Словно мы с Сэвиджем вдруг остались лицом к лицу, одни на этой земле.
