Внутри было чисто и воняло хлоркой. Передо мной были два писсуара, раковина и прикрепленный к стене держатель для туалетной бумаги. Мой парень пристроился в одной из двух кабинок справа.
Я услышал звук расстегиваемой «молнии», обычные шорохи и негромкое покашливание. Закрыв за собой дверь туалета, я вколотил ногой два стопора. Теперь никто не мог войти или выйти без моего желания.
Стоя у писсуара, я делал вид, что отливаю. Но держал перед собой стальной цилиндр. Так и буду стоять, повернувшись к нему спиной, пока он не начнет мыть руки.
Я слышал, как он мочится. Потом журчание прекратилось и стало тихо. Этот тип что-то слишком тянул. Я повернул голову вправо, словно чтобы посмотреть в маленькое зарешеченное окошко, но продолжая делать вид, что писаю, на случай, если он видит меня и по какой-либо причине не решается выйти из кабинки.
Затем, как бы невзначай, я обернулся и увидел нечто странное. В американских общественных туалетах, как в салунах, просвет между дверцей и полом больше, чем в английских. И сквозь этот просвет я увидел ногу, стоящую на полу и развернутую к дверце, причем его спортивные брюки не были спущены.
«Причудливая поза, — подумал я, — но, видно, ты уж так привык, дело твое».
Затем я заметил, что дверца на дюйм приоткрыта. Он не заперся.
В мои намерения не входило останавливаться и ломать голову над увиденным. Сжимая в правом кулаке цилиндр и прикрываясь левой, я быстро, но спокойно приблизился к дверце. Сделав глубокий вдох, опустил плечо и толкнул ее.
Парень шмякнулся о стену и завопил:
— Какого черта! Какого черта!
Он вытянул руки, стараясь не свалиться, и дверца не поддалась; громоздкий и тяжелый, он помешал ей открыться.
Я снова изо всех сил врезался в нее. Резкое и быстрое правило, которым руководствуются все уличные грабители, и должно быть таковым: резким и быстрым. Всем весом толкнув дверцу, я увидел, что парень распластался по стене. Он был крупным, и мне стоило быть осторожным, чтобы не облажаться. Левой рукой я сгреб его намазанные гелем волосы и повернул голову парня, так что правая сторона его шеи оказалась открытой.
Оружием надо уметь пользоваться. Вложить в удар всего себя, как боксер, использующий вес своих ног и торса для мощного свинга. Я хрястнул его по шее цилиндром. Прямо под ухо. Я намеревался только свалить его, а не убивать и не наносить черепно-мозговую травму, которая превратила бы его в калеку до конца дней; если бы я хотел этого, то треснул бы несколько раз по голове. Но как бы там ни было, этот день у него выпал не из лучших. Прямо скажем, дерьмовый день. Но и то — не надо оказываться не в том месте не в то время.
Удар вышел отменный. Парень застонал и рухнул. Теперь у него наверняка звезды перед глазами и в голове словно лопнула пружина — так бывает всегда, когда валишься на пол в полубессознательном состоянии. Ему сейчас хотелось только одного — свернуться клубком и спрятаться под одеялом. Вот почему я использовал цилиндр от огнетушителя, а не пистолет. Реакцию людей на пистолет предсказать невозможно. Он мог оказаться копом, который работает под прикрытием, и у него мог быть свой пистолет, он мог оказаться героическим гражданином, который ничего не боится. Теперь это не имело значения. Всегда лучше работать по старинке.
Парень ударился головой о бачок, расквасил нос, и кровь стекала по подбородку. Я услышал его тонкий, детский стон. Сейчас ему, конечно, хреново, но жить будет. Для верности я приложился еще раз. Мне нужно было, чтобы он упал и вырубился. Парень притих.
Я положил левую руку ему на голову и повернул ее так, чтобы он меня не видел. Не хотелось, чтобы он смог меня опознать. Правой я пошарил у него под брюхом, вывернул куртку, расстегнул «молнию» и вытащил бумажник. Затем принялся шарить по его карманам, на случай, если он припрятал еще пачку долларов. Пальцы мои нащупали пластиковый пакет, который удобно лег мне в руку. Я вытащил из него белый порошок, которого хватило бы, чтобы послать в улет целый квартал. Все было аккуратно расфасовано в маленькие пакетики — на продажу. Я в таком не нуждался, поэтому оставил пакет на полу.
Только тут до меня дошло, что́ происходило в кабинке, пока я топтался возле писсуара. Резиновый жгут туго обхватывал его левую руку, и из маленькой ранки сочилась кровь. Должно быть, он поставил левую ногу на унитаз, чтобы поддержать свою руку, пока ширялся. На полу валялся шприц.
Встав, я почувствовал, что брюки у меня мокрые, и посмотрел себе под ноги. Да, вот это смех. Я заставил его потерять контроль над физическими отправлениями, и он обмочился. А я стоял в этой луже на коленях.
Я подобрал с пола ключ. Он тоже был весь в моче. Парень стал понемногу приходить в себя и издавал слабые стоны. Я схватил его за волосы и ударил головой об унитаз, давая понять, что какое-то время ему еще придется потерпеть.
Затем я вышел из кабинки. Времени почистить дождевик не было. Подойдя к двери, я вышиб стопоры, положил их в карман, вышел и запер за собой дверь. Ключ зашвырнул в кусты.
Я запыхался, пот тек у меня по лицу, но надо было выглядеть спокойным и непринужденным. Если бы какой-нибудь другой страждущий вывернул сейчас из-за угла и попытался войти в туалет, я бы сказал, что это непорядок.
Переходя улицу, я посмотрел налево и оглянулся. Чисто. Больше оглядываться не буду. Скоро и так узнаю, творится ли что-нибудь сзади, — может быть, услышу вопли или звуки погони. Тогда придется отреагировать, но, черт побери, у меня одного был этот пистолетище!
Миновав автобусную остановку, я нырнул в первый попавшийся переулок. После двух очередных поворотов стащил дождевик и завернул в него цилиндр. Потом снял кепарь и тоже завернул в дождевик. На ходу я присмотрел мусорный бак и избавился от своего свертка. С этим покончено — я стал новым человеком или, по крайней мере, стану, когда надену очки.
Снова оказавшись на улице, я достал бумажник с видом человека, который проверяет, не забыл ли кредитку. Открыв его, я обнаружил, что стал семьянином; в бумажнике лежала очень симпатичная фотография меня, моей жены и двух детишек, меня звали Ланс Уайт. Не уверен, что миссис Уайт было бы приятно, если бы я пришел к ней домой.
В отделении для денег обнаружилось двести сорок долларов. Уайт либо только что побывал в банкомате, либо с утра пораньше продал часть товара. Кроме того, там лежала парочка кредиток, но их я оставлять не собирался; на то, чтобы их продать, уйдет слишком много времени, а если я использую их для получения наличности, то через час, не раньше. Но зачем рисковать и давать возможность кому бы то ни было описывать полиции мои приметы? Остальное было барахло: бумажки с номерами телефонов. Проходя мимо очередной урны, я выбросил все, кроме наличных.
Теперь у меня в кармане лежало почти четыреста долларов, хватит еще на несколько дней, если я не свяжусь с Патом или он сам не объявится с деньгами.
Моча на брюках стала немного подсыхать, пока я шел, но воняло от меня прилично. Пора менять одежду.
