— Привет, ребята! — сказал я. — Не можете мне помочь? Я еду в Рейли.
Указатель на Рейли я заприметил на магистрали. Туда было совсем в другую сторону, в Северную Каролину.
Стекло опустилось само, и я услышал доносящееся с заднего сиденья сдавленное хихиканье и советы водителю послать меня подальше. Я заметил, что у него на уме другое: возможно, послать меня куда угодно, только не в Рейли.
— Конечно, мужик, покажу.
Через открытое окно я сунул карту ему в руки.
— Сам не понимаю, как заблудился. Наверно, после заправки не туда свернул.
Карта была ему не нужна. Размахивая руками, он стал показывать, в каком направлении нам ехать.
— Значит, так, мужик, сейчас сворачивай налево и гони еще двадцать миль, пока не увидишь…
Девицам это понравилось, они изо всех сил пытались сдержать смешки.
Левой рукой я обхватил его за голову, вытащил пистолет и ткнул в щеку юнца.
— Ой, черт, у него пистолет, у него пистолет!
Трое остальных примолкли, но водитель залепетал без удержу:
— Прости, мужик, я пошутил, просто пошутил. Ну, хватили лишку. Это все та сука сзади начала, я против тебя ничего не имею, мужик.
Я даже не позаботился ему ответить.
— Бросайте сумочки сюда! Ну, живо!
Думаю, мой американский акцент был на высоте. Я надеялся, что вид у меня достаточно устрашающий. Девицы передали свои сумки. Водитель к тому времени дрожал и тихо плакал. Девицы прижались друг к дружке.
Я посмотрел на парня на пассажирском сиденье:
— Теперь ты!
Он взглянул на меня так, словно был избранным, к которому я решил обратиться.
— Да, ты. Бросай мне деньги.
Не прошло и двух секунд, как он повиновался.
Теперь настала очередь водителя, и он побил рекорд своего дружка. Я дотянулся до ключей, вытащил их и положил в карман. После этого у водителя окончательно отшибло охоту умничать. Я снова оглянулся — нет ли поблизости других машин. Все чисто. Я все еще держал пистолет приставленным к его щеке.
— А теперь я тебя убью, — спокойно сказал я ему на ухо.
Все остальные услышали это и отодвинулись подальше.
— Читай все молитвы, которые нужно, — сказал я, — и поторопись.
Вместо молитв водитель стал униженно просить:
— Пожалуйста, не надо, мужик, пожалуйста, нет.
Я посмотрел вниз и увидел, что его шорты из серого трикотажа потемнели. На папочку, пожалуй, произведут впечатление пятна на красивой бежевой коже сиденья.
Я испытывал подлинное наслаждение от этого спектакля, но знал, что пора сматываться. Отступив назад, я поднял валявшиеся на дороге вещи и деньги. Мельком взглянул на вторую дебилку. У нее был такой вид, будто она проглотила осу.
— Какая муха тебя укусила? — спросил я.
Усевшись в машину, я рванул с места.
— Зачем ты заставил этих людей отдать тебе их вещи? — смущенно спросила Келли.
— Потому что нам нужна куча денег и мы куда лучше их, вот они сами и захотели нам их отдать.
Я посмотрел на нее в зеркало. Она прекрасно понимала, что я вру.
— Хочешь поработать? — спросил я.
— Что?
— Сосчитай деньги.
Келли открыла сумочки и бумажники и вывалила все банкноты себе на колени.
— Больше миллиона долларов, — ответила она после длительной паузы.
— А ты не ошиблась? Может, сосчитаешь еще разок?
Через пять минут я услышал более реальное число — триста тридцать шесть долларов. Дебилки были не правы. Папочка оказался душевнейшим человеком.
Стали появляться указатели дорог на Флоренс. Подходящий расклад. До города оставалось шестьдесят миль, было двадцать минут шестого утра. Около семи станет светло, а я хотел прибыть в город до рассвета. Спрячу «додж», и будем искать какое-нибудь другое средство передвижения. Как бы то ни было, нам нужно попасть во Флориду.
Миль за десять я увидел указатель придорожной зоны для пикников, с туалетами и справочным киоском. Я заехал и взял бесплатную карту города и окрестностей. Когда мы припарковались, Келли уже наполовину проснулась. Я открыл дверцу и выбрался из машины. Пели птицы, и я почувствовал приближение зари. В воздухе повисла легкая дымка, но можно было почти наверняка сказать, что день будет теплый и ясный. Здорово было поразмяться; от меня разило потом, кожа была покрыта толстым слоем жирной грязи; глаза пощипывало, и они наверняка налились кровью и распухли от недосыпа. Боль в шее по-прежнему заставляла меня ходить так, будто к спине привязана доска.
На карте города был обозначен железнодорожный вокзал; он не обязательно пригодится, но начать можно было с него. Я забрался обратно в машину и начал собирать сумки и бумажники, чтобы спрятать. Все они были из дорогой кожи. Парочка даже с монограммами. В одной я нашел героин и марихуану в пластиковом пакете. Одурманенные детки явно были учащимися колледжа, которые старались порастратить как можно больше гормонов перед следующим семестром. Мамы и папы корпели на работе и обеспечивали этих ребятишек, а те считали, что средства к существованию достаются им сами собой. Хрен им, хорошо сделал, что их ограбил. Я рассмеялся; скорее всего, они настолько перепугались, что побоятся даже заявить о нападении. Возможно, они все еще сидели в машине, обвиняя друг друга и стараясь придумать, как оттереть пятна мочи с кожаной обивки. Я рассовал их пожитки по мусорным бачкам.
Мы поехали к вокзалу. Городок выглядел так, будто смертельно болен, но прилагаются все усилия, чтобы пациент протянул подольше; старый исторический центр подвергся омоложению, однако казалось, что все магазины торгуют исключительно ароматическими свечками, душистым мылом и сухими духами. Для живых людей здесь ничего не осталось — настолько безжизненным выглядело все вокруг.
Мы добрались до вокзала; это мог быть любой вокзал в любом американском городке: куча бездомных, которые собирались здесь, потому что здесь теплее. Все провоняло грязной, гниющей плотью. Пьяницы разлеглись на скамейках, к которым никто в здравом уме даже близко бы не подошел.
Я посмотрел расписание. Похоже, мы могли добраться поездом до Де Лэнда, а там пересесть на автобус до Дейтоны-Бич. Было почти шесть утра; поезд прибывал в семь.
Билетная касса уже открылась и выглядела слепком корейской закусочной, повсюду натянута проволочная сетка, выкрашенная в белое, но вся в дырах. Из-за нее на меня глянуло крупное негритянское лицо, вопрошающее, куда я желаю поехать.
Через час мы сели в поезд, нашли свои места и рухнули на них без сил. Келли прижалась ко мне, усталая как собака.
— Ник?
— Что?
Я внимательно разглядывал пассажиров. Все они были похожи на меня: измученные взрослые, приглядывающие за детьми.
