К дурневским наставлениям Таня особенно не
прислушивалась, потому что была уверена, что через неделю ее уже здесь не
будет. Сегодня она отправит письмо, а завтра или послезавтра Сарданапал
разрешит ей вернуться в Тибидохс. Да и как же может быть иначе?
Вечером, когда Дурневы улеглись спать, Таня
осторожно зажгла лампу и села сочинять письмо академику.
«Нельзя его особенно волновать, –
подумала она, с треском вырывая из тетради двойной листок. – Начну как бы
между прочим…»
«Здравствуйте, дорогой Сарданапал!
Вы просили писать, как у меня дела, как я
учусь и вообще про настроение. Учусь я неважно, потому что учебники у
лопухоидов сами знаете какие. Тоска зеленая, а не учебники. Не летают по
классу, и картинки в них не оживают…
А вот дела у меня неважные, потому что сегодня
меня пытались убить. Кто-то боевой искрой поджег смычок, когда я отрабатывала
«перевертон». Только вы не волнуйтесь, потому что настроение у меня нормальное.
Дурневы не очень меня допекают. То есть допекают, конечно, но жить можно.
Привидения чувствуют себя хорошо. Недавно они
загнали Пипу в чемодан. Пипа сама виновата, потому что никто ее не просил
совать нос куда не надо. Черные Шторы тетя Нинель почистила (ну и разозлились
же они!) и повесила у себя в спальне…
Конечно, вы велите мне вернуться в Тибидохс.
Но для перелета мне нужен новый смычок.
С надеждой на скорую встречу
уважающая Вас
Таня Гроттер».
Таня поставила точку и приложила к письму свое
кольцо. Она не раз видела, как взрослые маги так подписывались. Перстень
Феофила Гроттера довольно хмыкнул и с явным наслаждением сделал красивый
оттиск. Ему не потребовалось для этого даже подушки с чернилами.
Вызвав особым свистом купидончика, Таня
вручила ему конверт. Купидончик ссыпал в почтальонскую сумку полпачки печенья
«Алфавит» и отчалил, торопливо ударяя крылышками и проваливаясь в воздушные
ямы.
Таня рухнула на диван. Обожженная ладонь
болела, а перед глазами прыгали искорки суетливых воспоминаний. Контрабас…
смычок… фигура в оранжевом плаще… ножи в спине у поручика… фиолетовые прыщи
любимой сестренки… уф… спятить можно.
«Но скоро все это кончится!» – подумала она.
Быть не может, чтобы после такого письма Сарданапал не разрешил ей вернуться в
Тибидохс. А раз так – прощайте, Дурневы! Здравствуй, школа волшебства!
Глава 4
Тридцать четыре пожарника
Проснуться ночью иногда приятно. Полежать,
посмотреть в потолок, подумать о чем-нибудь. Или даже посидеть на кухне и
выпить тайком чашку какао. Но за одним исключением… Если просыпаешься не от
жуткого вопля тети Нинели, как это случилось под утро с Таней.
Таня рывком села на диване, спросонья не
понимая, кто вопит и почему. Потом вскочила и кинулась в спальню к тете Нинели.
Тетя Нинель, с головой накрытая Черными Шторами, в ужасе визжала и барахталась.
Дядя Герман бестолковым козликом прыгал рядом, не зная, с какой стороны подступиться
и вообще смутно представляя себе, что происходит. Не прошло и минуты, а тетя
Нинель уже походила на кокон редкой бабочки.
– Герман! Сделай что-нибудь! Разрежь их,
я задыхаюсь! Скорее! – кричала тетя Нинель.
Окончательно растерявшийся депутат стал сдирать
со стены острый ятаган, который ему подарили на приеме в посольстве Турции.
Руки у него даже не дрожали, а ходили ходуном. Таня поняла, что еще секунда – и
вместо одной сварливой тетки у нее появится целых две. Шторы в ожидании этого
язвительно похихикивали.
– ГЕРМАН!!! Разрезай! – снова
завопила тетя Нинель, черным коконом катаясь по кровати. Кажется, она не
представляла, что ей угрожает. Она боялась штор, а надо было опасаться дяди
Германа.
Самый добрый депутат вытаращил глаза и с
безумным видом занес ятаган. Нужно было срочно вмешиваться.
– Дрыгус-брыгус! – вполголоса
пробормотала Таня, незаметно выпуская зеленую искру.
Это простенькое, часто применяемое заклинание
отлично срабатывало как против привидений, так и против несложных биовампиров
вроде штор. Недаром Медузия обучала ему на первом же занятии по нежитеведению.
Шторы мгновенно обмякли, и тетя Нинель смогла выбраться.
– Уф! Я снова могу дышать! –
обрадовалась она, но внезапно завизжала, увидев над собой дядю Германа с
занесенным ятаганом и зажмуренными глазами.
Дурнев был бледен и решителен. Правда, его
колотила такая дрожь, что блестящее лезвие прыгало у него в руках, представляя
явную опасность как для самого дяди Германа, так и для окружающих.
Следующие пять минут ушли на то, чтобы
обезоружить самого доброго депутата и убрать ятаган в ножны.
– Что это было? А, понятно… Я плохо
повесила шторы. Они упали с карниза, я запуталась и едва не задохнулась… Но
только как они могли так далеко отлететь от окна? – простонала тетя
Нинель, выдвигая ящичек с лекарствами.
Таня почувствовала, что ее тетке неловко, что
она предстала перед девчонкой в таком глупом виде.
Таня хотела пояснить, что Черные Шторы никого
не душат. Они только подглядывают сны, чтобы потом целые дни их показывать. Но
дядя Герман не дал ей и рта открыть. Придя в себя и обнаружив, что Таня у них в
спальне, он стал подпрыгивать на месте и вопить:
– А ты что тут встала? А ну марш спать,
пока я не сдал тебя в приют! Что за моду взяла шастать ночами по квартире?..
– Посмотрите туда! – сказала Таня,
кивая на тетю Нинель.
Дядя Герман обернулся.
– Погоди, Нинеличка, ты пьешь уже третий
пузырек валерьянки! Так ты успокоишься насмерть! – забеспокоился он.
– Меня всю колотит! – сказала тетя
Нинель замороженным голосом.
Дядя Герман решительно взял Таню за плечи и
выставил ее за дверь. Но еще раньше, чем дверь захлопнулась, девочка увидела,
что Черные Шторы уже вовсю отражают какие-то синие котлетки с лапками, водящие
хоровод вокруг здоровенной елки со стволом из колбасы и ветками из сосисок… Так
вот какие сны снились тете Нинели, третью неделю безуспешно пытавшейся влезть в
новое платье!
Таня постучала себя согнутым пальцем по лбу и
вернулась на диван. Подумав про себя, какие же все-таки Дурневы олухи, она
снова собралась лечь спать, как вдруг в форточку настойчиво забарабанили.
За окном висел все тот же купидончик,
ухитрившийся обернуться туда-сюда удивительно быстро: всего за одну ночь.