Запрещается:
1. Проходить на трибуны без билетов.
2. Занимать чужие места.
3. Дразнить драконов, проникать на поле во
время матча.
4. Накладывать на судей и арбитров, а также на
игроков команд роковые проклятия.
5. Драться, используя боевые искры, заговоры,
сглазы, запуки, а также зонтики, дубинки и кирпичи.
– Класс! – насмешливо воскликнул
Баб-Ягун. – Обожаю Поклепа! Хочешь драться – дерись! Только не используй
зонтики и запуки! Ну-ка посмотрим, что он разрешает.
Допускается:
1. Использовать талисманы счастья и амулеты
удачи.
2. Запускать фейерверки, салюты, вопилки и
прочие магические и немагические средства выражения восторга.
– А вопилки напрасно разрешили! –
прокомментировал Ванька. – Вот увидите, перед вторым матчем их уже
запретят. На прошлом чемпионате то же самое было. Кому охота оглохнуть в самом
начале? А ты, Таня, что думаешь?
– Угу. Никому неохота, – согласилась
с ним Таня, довольная, что Баб-Ягун и Ванька наконец оттаяли.
Неприятный случай с заклинанием хаоса был на
время забыт, да и Чума-дель-Торт не появлялась больше на Черных Шторах. Только
надолго ли?
Теперь Шторы день и ночь показывали
полузащитника Жору Жикина – смуглого тринадцатилетнего парня. Похоже было, что
Гробыня в очередной раз влюбилась. Семь-Пень-Дыр и Гуня Гломов были отправлены
в отставку.
Каждое утро Гробыня с возмущенными воплями
пыталась стряхнуть изображение Жикина со Штор, но оно всякий раз показывало
язык и улетало на швабре с пропеллером. Шторы же принимались пакостно хихикать
и хикикали до тех пор, пока в них не запускали дрыгусом-брыгусом.
Таню все это откровенно забавляло. Она слишком
часто видела Жикина на тренировках, чтобы заблуждаться на его счет. Его швабра
с пропеллером разгонялась и точно лихо, но только пока на пути у нее не
вырастало какое-нибудь препятствие. Тогда швабра оказывалась даже бесполезнее,
чем метла, и Жикина приходилось буквально выкапывать из песка, толстым слоем
покрывавшего стадион.
– Завтра прилетят бабаи, – сообщил
Ягун. – Знаете, где их поселят? В Башне Привидений. Поручик Ржевский уже
сейчас готовится. Обещает, что будет выть и пугать бабаев всю ночь, чтобы они
хуже играли. А Безглазый Ужас приказал Инвалидной Коляске, чтобы она до
рассвета скрипела в комнате у их тренера.
– Это нечестно! – возмутился
Ванька. – Надо сказать Медузии.
– Да ладно тебе. Всем известно, что бабаи
используют запрещенные приемы. Думаешь, зачем им такая куча талисманов? А когда
они начинают проигрывать, то еще и разбрасывают заклинания-ловушки. Попробуй
потом что докажи, – сказал Ягун.
– Откуда ты знаешь? – не поверил
Ванька.
– Моя бабуся триста лет смотрит все
чемпионаты. Уж ей-то все их фокусы известны. Она и тренера бабаев знает –
Амата. Говорит, представь что-то среднее между Поклепом и Клоппом и помножь это
все на Тарараха.
Таня честно попыталась представить себе
результат, но так и не смогла. Среднее между Поклепом и Клоппом находилось
легко, а вот на Тарараха как-то не умножалось. В воображении что-то заедало.
Они только что вернулись с утренней
тренировки. Таня не успела даже смазать воском струны и спрятать контрабас в
футляр. Голова все еще слегка кружилась от множества бочек и мертвых петель,
которые ей пришлось выполнить. На щеке была ссадина – Семь-Пень-Дыр не слишком
аккуратно передал ей пас. Сложно было поймать мяч, пущенный с такой силой.
Правда, едва ли в матче с бабаями будет проще.
Таня чувствовала, что Соловей О. Разбойник ею
доволен, хотя чаще он ворчал, а хвалить никогда почти не хвалил. Разве что
буркал под нос «ничего».
Вот только к новому смычку – подарку Медузии –
Таня привыкала с трудом. Спору нет, он был гораздо лучше прежнего, но порой
Тане казалось, что он ведет себя слишком своевольно.
Гоярын, уже проснувшийся, с чешуей, надраенной
джиннами до слепящего блеска, тренировался вместе со всей командой. За зиму он
отяжелел, и это беспокоило Соловья, который успел уже навести справки о драконе
бабаев.
Баб-Ягун, прищурившись, всмотрелся в зеленую
полоску горизонта.
– Проскочим к лесу? – предложил
он. – Там сейчас здорово!
Подумав, что она как следует еще не видела
Буяна, а Тибидохс – это далеко не весь остров, Таня легко вскочила на
контрабас. Подождав, пока Ванька заберется позади нее, она позволила смычку
прыгнуть в ладонь и произнесла заклинание. Баб-Ягун, пригнувшись к трубе
пылесоса, уже мчался вперед.
Между холмами, почти не петляя, тянулась
узенькая тропинка, над которой они и летели, держась где-то на уровне вершин.
Они проносились над сурово темнеющими елями, легкомысленными красноватыми
соснами и корявыми дубами, которые лишь немногим уступали в древности
знаменитому лукоморскому. Таня бы не удивилась, окажись на каждом из них
золотая цепь с бродящим по ней огромным черным котом. Вдалеке, едва различимая
за потрескавшейся горой, синела узкая полоска океана.
Баб-Ягун, похоже, хорошо знал дорогу. Вскоре
он оглянулся и коротко взмахнул рукой, показывая, что нужно садиться.
– Чебурыхнус парашютис! – Таня произнесла
тормозящее заклинание и опустилась на небольшую поляну, тесно окруженную лесом.
На поляне росло одно-единственное дерево –
легкая островерхая береза, похожая на зажженную свечу.
– Ага, я угадал! Сейчас самое
время!.. – довольно произнес Баб-Ягун. – Смотрите, что сейчас будет,
и загадывайте желания! Только не упустите момент!
Он подобрал с земли увесистый сучок и,
размахнувшись, забросил его в березовую крону. Удар по стволу пришелся
вскользь, листья чуть зашуршали и замерли, точно и не было ничего. А потом
что-то вдруг вспыхнуло. От березки отделилось прозрачное, золотой пылью
запорошенное привидение, повторяющее форму ее кроны.
Золотистое облако пыльцы замерло в воздухе, а
потом медленно, почти неуловимо поползло к роще. Добравшись до зеленеющей
кромки леса, привидение исчезло.
– Успела загадать желание? – спросил
Баб-Ягун у Тани.
Девочка покачала головой. Все произошло
слишком быстро.
– Нет? – огорчился Баб-Ягун. –
Я же предупреждал! Я вот загадал, чтобы мы расколошматили бабаев. А ты, Ванька?
Ванька загадочно улыбнулся.
– Не скажу, – сказал он. – Так,
есть одна мечта… Вот если сбудется, тогда другое дело.
