Не только Ягун был поражен. Гробыня уронила
бинокль на голову сидящему впереди Гуне Гломову. Соловей О. Разбойник вскочил,
забыв про несгибающуюся ногу. Поклеп Поклепыч схватился за сердце и сполз под
скамью. Русалка, высунувшись из бочки, поспешно обмахивала его хвостом.
Тренер египтян Амат поочередно хватался за
свои амулеты и что-то бормотал. Его лысина даже вспотела от усердия. Он не
замечал снисходительной усмешки Медузии, поставившей блок на всю его черную
магию.
Доцент Горгонова вела себя уравновешеннее всех
болельщиков. Прикрыв козырьком глаза, чтобы не ослепляло солнце, она ни на миг
не отрывала внимательного взгляда от смычка в руках у Тани.
Лишь незадолго до того, как Таня провалилась в
воздушную яму, Медузия ненадолго отвлеклась, чтобы строго зыркнуть на
богатырей-вышибал Дубыню, Горыню и Усыню. Могучие братцы, возмущенные
жульничеством, явно сговаривались накостылять судье Тиштре и Амату и присмирели
только после взгляда Медузии.
Баб-Ягун подскакивал от нетерпения, то и дело
стукаясь лбом о защитный колпак, и кричал в свой крошечный рупор:
– Я не верю своим глазам! Какая смелость!
Молодец, Таня! Вот что значит моя школа! Бабаи трусливо оглядываются. Они
вынуждены разорвать дистанцию из опасения попасть под обстрел своего дракона, у
которого после одурительного мяча шарики закатились за ролики! Тефтелет все
ближе! Опаснейший маневр! Таня подпускает его к себе, а потом резко
откидывается на спину и… почти падает вниз. Раскаленный язык пламени проносится
в каком-то полуметре от ее лица. Сомнений нет – мы стали свидетелями
«мгновенного перевертона»! На огромной скорости Таня выпрямляется, и вот уже
два мяча летят в не успевшую захлопнуться пасть Тефтелета! Двойная вспышка!..
Тефтелет выплевывает проглоченных игроков, снижается и… вот он уже лежит на
песочке, не в силах сдвинуться! Какой громкий храп! На месте судей я переименовал
бы обездвиживающий мяч в мяч-храпун! Ха-ха!.. Наша взяла! ПОБЕДА!!! «Мгновенный
перевертон» и победа!!! Ур-ра!
– Ур-ра!
Многочисленные болельщики Тибидохса восхищенно
взревели. Казалось, их радостный вопль разнесся далеко за пределы Буяна и
раскатился по всему земному шару, где у приемников и зудильников замерли тысячи
магов, не сумевших лично попасть на состязание.
Уже у самого песка, поспешно перевернувшись,
Таня направила смычок вверх и заставила инструмент вновь взмыть в небо. Струны
надсадно загудели, но справились с перегрузкой. Тане захотелось расцеловать
свой контрабас и не только его. Не обращая внимания на сконфуженных бабаев,
бросавших на нее косые, но уже бессильные взгляды, она подлетела к Гоярыну и
обхватила его за сверкающую шею.
– Мы победили! Понимаешь, Гоярын,
победили! Какой же ты все-таки молодец! – восклицала Таня. По лицу у нее
текли слезы.
Страшный дракон довольно сопел. Внутри у него
что-то урчало, а Таня так почему-то и не могла вспомнить, проглотил он
кого-нибудь сегодня или нет. Но это было уже неважно.
Так вместе они и опустились на поле: Таня и
Гоярын.
К ней, прихрамывая, уже восхищенно ковылял
Соловей О. Разбойник, а за ним густой толпой валили прорвавшиеся болельщики,
которых не могла уже остановить никакая магическая преграда.
Едва дождавшись, пока джинны уведут Гоярына,
Таню подхватили и стали в восторге подбрасывать вместе с инструментом.
– Эй, народ! Контрабас! Контрабас не
разбейте! – встревоженно восклицала Таня, пытаясь не выпустить его из рук.
– Ах, какая ты чудесная! Ах, какая ты
настойчивая! Ах, какая ты смелая! Можно я к тебе прикоснусь? – восторженно
пищала Дуся Пупсикова, пробиваясь вперед сквозь толпу болельщиков, и вдруг: –
Ой, не роняйте мне ее на голову! Ой, я боюсь! Ой, я не успела ее поймать!
Тане помогли подняться и отряхнуться от песка.
– Ну что, Пупсикова, прикоснулась ко мне?
Довольна? – буркнула Таня, отбирая у кого-то контрабас и проверяя, нет ли
на нем трещин.
– Но я, правда, не успела! Ты так быстро
падала, а у меня такие слабые руки! – оправдывалась Дуся. – Ты ведь
не ушиблась, нет?
А на трибуне Сарданапал, улыбаясь, подошел к
Амату. Тренер бабаев хмуро сунул ему Амулет Истины. Прозрачный камень был
теперь черным как смоль, что неудивительно: Амат был зол как собака. Лишь в
руках у академика он вновь приобрел прежний вид.
– Ну что, Амат, чья взяла? – спросил
Сарданапал.
– Если бы не этот ваш гениальный
девчонка, все сложилась бы по-другому! Она поломать нам всю игру! Почему ее
фамилий есть Гроттер? Она родственница Леопольда? – раздраженно спросил
египтятин.
– И очень близкая. Это его дочь, –
пояснил академик.
Пораженный бабай всплеснул руками, нечаянно
заехав по носу одному из арбитров.
– Что? – воскликнул он. – Я об
этом ничего не ведать! Так это та Таня, которая победить Ту-Кого-Нет! Тогда я
понимать, почему она побить мои мальчики! Только недолго осталось ей играть в
драконбол! Смерть стоять у нее за плечами и говорить ха-ха!
Усы Сарданапала недобро встопорщились.
– Это что, угроза? – холодно спросил
академик.
В его голосе появилось нечто такое, отчего Амат
тревожно сузил глаза. Одновременно он на всякий случай отодвинулся от бороды
Сарданапала, явно имевшей намерение его придушить.
– О нет, академик! Это не угроза! –
поспешно сказал тренер бабаев. – Мои мальчики и я не причиним ей вреда. Мы
умеем достойно проигрывать. Но перед чемпионатом мы всегда гадать на бараний
лопатка! Бараний лопатка сообщать, что кто-то победить нас в честный бой – один
против многих. Если бы я знал, что это произойти в первой же игре, я никогда бы
не спорил на ваш перстень! Еще лопатка сказать, что тот, кто побить мои
мальчики, должен потом бояться стекло! Очень бояться стекло! Если вы мне не
верить, взгляните на мой… уже на ваш… Амулет Истины.
Сарданапал задумчиво взглянул на выигранный
амулет. Камень, похожий на янтарную слезу, и не думал багроветь. Египтянин
говорил правду.
Глава 13
Плащ, шип и кинжал
Баб-Ягун уронил голову на учебник по
нежитеведению, который тотчас принялся сочувственно обмахивать его страницами.
– Все! Я больше не могу! Пусть меня лучше
зомбируют! – простонал он. – Мы герои матча с бабаями, гордость
Тибидохса! Мы помогли Сарданапалу сохранить перстень и выиграли ему Амулет
Истины! Ну скажи: разве можно задавать нам столько уроков?
– Чего ты ко мне пристал? Я тебе, что ли,
задаю? Жалуйся Медузии! – огрызнулся Ванька Валялкин.
