– Доброе утро, Олег Владимирович. Это Крутогоров. Вам еще не докладывали об убийстве моей жены и матери?
– Докладывали. Вот собираюсь к вам.
– А после, во втором часу ночи, мне звонил Ваган Шерипов. Пригрозил сделать то же с моей дочкой и со мной.
– Вот как? – удивился следователь. – Что ж, сегодня же начнем поиски.
– Он скорее всего здесь, в Москве. На меня будет охотиться.
– Похоже на то. Примите мои соболезнования, Владимир Васильевич, и возьмите себя в руки. Постараюсь, чтобы на этот раз Шерипов не ускользнул.
– А я могу подключиться к поиску?
– Лучше не надо. Он опытнее, хитрее в делах убийств. Не надо рисковать, мы сами справимся. Будьте на связи…
«Но это мы еще посмотрим, кто опытнее и хитрее», – не согласился Владимир с мнением следователя…
Похороны
На похороны Лены и Александры Ивановны народу пришло немного, в основном жители подъезда, где недавно поселилась семья полковника, – пять стариков из соседнего подъезда, отставные офицеры.
Гроб обложили венками из цветов, многие женщины не сдерживали слез.
Когда соседи стали расходиться, в дверь позвонили. Владимир, сунув руку в карман, где лежал пистолет, открыл дверь. И онемел от удивления: перед ним стояла Диана.
– Прости, – сказала она еле слышно. – И прими мои соболезнования. Я услышала утром в редакции и сразу помчалась к тебе. Еще раз прости за прошлое.
– Давно простил. Я тоже оказался олухом царя небесного. Но об этом после. Проходи в комнату, раздевайся.
Он помог ей снять пальто, повесил в прихожей и провел в комнату, где за столом еще сидели поминавшие. Представил:
– Моя давняя знакомая, корреспондент газеты «Щит и меч» Диана Павловна.
Приезд журналистки внес за стол некоторое оживление. И майор Севостьянов, встречавший Владимира Васильевича в Жуковском, встал, поднял рюмку.
– Пусть усопшим земля будет пухом. А мы будем бороться с теми, кто мешает жить честным людям. Не падайте духом, Владимир Васильевич, мы поможем найти бандитов.
Когда гости разошлись и Оля с соседкой занялись уборкой стола, Владимир Васильевич уединился с Дианой в детской.
– Рассказывай, – попросил он свою давнюю возлюбленную.
– Это ты должен рассказывать. Я и приехала затем, чтобы написать о тебе.
– Еще рановато писать обо мне, – возразил Владимир Васильевич. – Вот поймаем киллера… Как ты?
– А что я? Работаю, езжу в командировки, пишу. Замуж, как ты думал, еще не вышла.
– Прости. Мы оба оказались мнительными.
– Не будем вспоминать плохое. Слишком много его выпало на нашу долю. Значит, ты еще служишь?
– Пока служу. Вот думаю, как быть с дочкой.
– Доверь ее мне. Буду любить, как родную. И старики мои будут рады.
– Если и меня примете в свою семью, – чуть заметно улыбнулся Владимир Васильевич.
– Ну, – улыбнулась и Диана, – посмотрим на твое поведение…
Фрол
Когда Фрол связался по телефону с Рустамом, тот заорал на него:
– Ты почему не отвечаешь? Где тебя черт носит?
– В квартире нахожусь. В туалете был, душ принимал.
– Приспичило тебе… Я приказал ко мне ехать.
– Сейчас приеду.
Рустам встретил его негодованием:
– Совсем разболтались! И за что вам только такие баксы платят? Один чего-то обожрался, понос прохватил, другой тоже на полчаса в туалете засел… Скажу, чтобы Абрек долларами вас наказал.
– Ты не ори, – огрызнулся Фрол. – Я еще в отгуле. Говори по делу. Что надо?
– Ты что, в пансионате охранником служишь? – взвинтился Рустам. – Какой отгул? Наш главный враг появился, менты по всем щелям рыщут… Или тебя это не касается?
– А при чем тут мы?
– Не забывайся, мы одна компания и отвечаем один за всех, все за одного. Ладно, некогда с тобой рассусоливать. Срочно отправляйся на свой пост. Прилетел полкан Крутогоров, наш главный объект. Глаз не спускай с его хавиры, тут же докладывай мне, кто к нему пожалует. И обо всех изменениях.
– Понял. – Фрол с ухмылкой козырнул по-военному. Он был уверен: скоро этой гоп-компании – конец. И он в этом поможет…
Ваган
Ваган поблагодарил Аллаха и себя за прозорливость: как он и предполагал, кровник сразу примчался на похороны жены и матери. Теперь каждый его шаг под надзором верных моджахедов. Убить полкана ничего не стоило, когда он появился у подъезда своего дома, – тут же поступил доклад от наблюдателя и вопрос, что делать.
– Продолжать наблюдение, – распорядился Ваган. Можно было приказать застрелить кровника, особого переполоха это не вызвало бы; киллеры имели возможность и уйти безнаказанно. Но кровник – это враг, кровь которого должна быть на руках мстителя. Значит, наказание должно быть не пулей, а кинжалом, извечным оружием кавказцев. И не зря он, Ваган, всегда носит его с собой – острый, как бритва, с инкрустированной дорогими камнями рукояткой.
Можно было убрать полкана и на похоронах: на кладбище народу пришло немного. И место такое, что из любой засады бесшумный выстрел сделал бы свое дело. И позже, когда возвращались с кладбища. Полковник, похоже, еще не отошел от транса и не думал о покушении. Или слишком надеялся на своих телохранителей, которых не трудно было выделить среди присутствующих.
Нет, Ваган выбрал другой метод расплаты и другое время. Он заставит этого гяура затрепетать перед острием кинжала и, может, запросить пощады. Жить всем хочется, но не каждый имеет на это право!
Квартиру, разумеется, будут охранять. Максимум человека три. Осенние ночи длинные, и, сидя на ступеньке лестницы или на подоконнике десяток часов, не каждый выдержит. А Ваган со своими подручными спешить не будет, теперь полкан никуда от него не уйдет. Рустам приготовил прочное кольцо…
Каждое утро и каждый вечер помощник докладывал ему по телефону о событиях вокруг дома № 8 по Вильнюсской. Днем к полковнику приезжали военные, совещались по часу, а то и более, и уезжали. Из мебельного магазина ему привезли мебель – видно, долго собирается жить. Не ускользнули из поля зрения опытных наблюдателей Рустама и два топтуна, прогуливающихся у спортивной площадки и с тыла дома в легких плащиках, под полами которых бугрятся, не иначе, автоматы.
Ваган все это учитывал и выжидал.
Но на третий день вдруг позвонил Исрапилов.
– Ты долго еще собираешься разгуливать по столице неверных? – спросил он зло и с намеком.
– Но… – попытался возразить Ваган.
– Никаких «но», – оборвал сардар. – Новые дела назревают, и ты здесь нужен. Нечего церемониться с твоим кровником. Пулю в лоб – и домой.
