— Ну что, Федор Иванович, где наши двадцать пять? — усмехнулся Петрухин. — Хотя вам-то что… Это мне, старику, пятый десяток накручивает. Н-да, — вздохнул он. — А недурственны, чертовски, очень недурственны.
Меньшиков снова обнаружил, что полковник посматривал в их сторону.
Улизнуть Меньшикову перед концом спектакля не удалось. Петрухин просто не отпустил его, даже пожурил:
— Нехорошо, Федор Иванович, не по-джентльменски. Нас представили, познакомили, и не зайти не сказать спасибо — просто неприлично.
Семен Яковлевич повел их в репетиторскую. Там собрались почти все актеры. Задержались в своих уборных Дездемона и Отелло — грим смывали, — но, пока Петрухин и Меньшиков знакомились с остальными, подошли и они. Елена и Земфира на правах старых знакомых взяли шефство над военными, повели их к небогато накрытому столу: на тарелочках лежали бутерброды с колбасой и рядом стояли рюмки, наполненные водкой.
Главный режиссер произнес речь:
— Дорогие товарищи! Сегодня у нас счастливый день: мы снова в нашем родном городе, снова играем на нашей сцене. И это благодаря нашей доблестной Красной Армии, представители которой присутствуют у нас. Это одни из тех, кто освобождал наш город, кто гонит врага вспять. Так выпьем же за нашу Красную Армию, за скорую победу над врагом!
К генералу и Меньшикову потянулись руки с рюмками, зазвенело стекло. Репетиторская наполнилась веселыми, радостными голосами, смехом.
Петрухин и Меньшиков уходили из театра возвышенные, одухотворенные, забыв на время о войне, о вчерашних и завтрашних трудностях.
Когда вышли на улицу, Меньшиков высказал закравшееся ранее подозрение:
— Товарищ генерал, похоже, они приняли нас за кого-то другого.
— Похоже, — усмехнулся Петрухин и подмигнул: — А что, мы тоже, кажется, неплохо сыграли роль непосредственных освободителей города…
4
За 19 января части нашей авиации уничтожили 39 немецких танков, 2 бронемашины, более 730 автомашин с войсками и грузами…
(От Советского информбюро)
Утром Меньшиков явился к заместителю командующего ВВС фронта по тылу, тому самому упитанному полковнику, который пристально поглядывал на них в театре. Журавский поздоровался с Меньшиковым за руку и с усмешечкой спросил:
— Как отдыхали, летчики-молодчики?
— Спасибо, товарищ полковник, хорошо отдыхали, — ответил Меньшиков. — В гостинице натоплено, правда, не жарко, но вполне терпимо.
— Еще бы! — совсем развеселился полковник. — После банкета с молоденькими актрисочками. — Он расхохотался, беззлобно погрозил: — Ну, летчики-налетчики! Нигде не прозевают. Мой генерал задержался, а они тут как тут…
— Присаживайтесь, — хозяйским жестом указал он на стул и прошел за стол. — Из какой дивизии, перехватчики? Что-то я вас не помню.
— Из дальней бомбардировочной, — сказал Меньшиков.
— Из дальней? — удивленно вскинул бровь Журавский. — Вот не знал, что вы освобождали Ростов.
— Как же… — Удивление полковника несколько смутило Меньшикова. — Наши летчики много тут всякой вражеской техники накрошили.
— За что вас персонально и пригласили на открытие гастролей? — съязвил Журавский и уселся по-хозяйски за стол. Перекинул листок календаря, спросил официально, строго: — А с чем ко мне пожаловали?
— Наш двадцать первый полк… — стал объяснять Меньшиков, но Журавский перебил:
— Двадцать первый? Помню, помню. — Посмотрел на Меньшикова. — Тот самый, что на Сакском аэродроме сидел?
— Так точно.
— А вы командир, майор… майор?…
— Меньшиков.
— Да, да, Меньшиков. Тот, что на аэродроме паниковал?…
Теперь Меньшиков узнал голос: «Твои летчики либо от страха ориентировку потеряли, либо немецкие танки с нашими спутали…» Так вот каков этот хозяин аэродромов!…
И голова будто бы умная: с высоким лбом, большими залысинами; и вид наполеоновский — смотрит свысока, полководчески… Неужто он до сих пор не знает, что случилось на Сакском аэродроме?… И Меньшиков не сдержался:
— Да, товарищ полковник, это я паниковал. За своих подчиненных беспокоился. А чье-то хладнокровие стоило им восьмидесяти жизней.
— А как же ты хотел, майор? — Журавский встал, вышел из-за стола и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. Он и в самом деле чем-то походил на французского полководца — ниже среднего роста, с выступающим животиком, нос небольшой, с горбинкой, двойной подбородок. — На войне и стреляют, и убивают. — Остановился напротив Меньшикова, взглянул на часы. — Так по какому вы делу?
— В настоящее время полк базируется под Сальском, — встал и Меньшиков. — Летать оттуда далеко, бесцельно жжем бензин, масло, расходуем моторесурс.
— На то вы и дальнебомбардировочная, — вставил Журавский. — Зато подальше от фронта.
— Вот мы и хотели бы поближе к фронту. До Сальска полк сидел под Михайловкой на полевом аэродроме…
— Понял вашу идею. — Журавский пристукнул рукой по столу, словно поставил печать. — Не выйдет. На этот аэродром мы посадим ближнебомбардировочную или истребителей. — Полковник повернулся и пошел на свое место, давая понять, что разговор окончен.
«А ведь он никого не собирается туда сажать», — мелькнула догадка у Меньшикова. Ему не раз приходилось встречаться с такими начальниками, которые любую идею подчиненных отвергали лишь только потому, что исходила она не от них, чтобы показать себя мудрее: они начальники, им и по штату положено выдвигать прожекты, а подчиненным — беспрекословно их выполнять. Журавский и там, на Сакском аэродроме, пресек Меньшикова, потому что считал, что лучше разбирается в обстановке, видит дальше и глубже. Чтобы убедиться в своей догадке, Меньшиков рискнул пойти на эксперимент.
— Вообще-то вы правы, товарищ полковник. Там у нас и аэродром стационарный, и жилье капитальное. А тут в палатках придется мерзнуть, того и гляди немецкая авиация шандарахнет. Но начальство не понимает… Пусть вначале ближнебомбардировочная и истребители путь нам расчистят…
Мина сработала. Журавский даже красными пятнами покрылся от такого признания. Круто повернулся и остановился напротив майора, пронзил его презрительным взглядом.
— Ах, вон оно что… С Сакского аэродрома спешили в тыл и теперь надеетесь отсидеться там, пока вам дорожку в небе расчистят ближние бомбардировщики да истребители? Не выйдет! И чтобы служба вам не показалась медом, приказываю завтра же перебазироваться в Михайловку…
5
2/II 1942 г. …Боевой вылет с бомбометанием по аэродрому Херсон…
(Из летной книжки Ф.И. Меньшикова)
Новый аэродром, а вернее, старый — летчики хотя и мало летали на нем, но успели полюбить его за простор, за сытую жизнь (колхозы снабжали их свежим мясом, овощами, фруктами), за везение (полк не потерял здесь ни одного бомбардировщика) — благоприятно подействовал на личный состав: лица летчиков и техников повеселели, в дни нелетной погоды, когда общежития не пустовали, окна дрожали от хохота, от задорных песен, от баяна, на котором виртуозно играл старшина Королев, воздушный стрелок из экипажа Меньшикова.
