Автобус довез летчиков до центральной площади, и Василий пошел к своей мучительнице на квартиру, а Геннадий – в гостиницу, построенную специально для одиноких офицеров.
ГЕННАДИЙ ГОЛУБКОВ
Геннадий жил в двухместном номере с коллегой, старшим лейтенантом Соболевым, неплохим летчиком, тоже побывавшим на Северном Кавказе, три месяца назад раненным осколком ракеты «Игла». Николаю здорово повезло: ракета взорвалась, столкнувшись с тепловым снарядом, метрах в пятидесяти от бомбардировщика; и летчику, раненному в ногу, удалось дотянуть на поврежденной машине до своего аэродрома, благополучно приземлиться. Соболев был отправлен в госпиталь в Моздок, подлечился там и за три дня до возвращения эскадрильи на свой аэродром получил приказ комэска ехать в Бутурлиновку.
Николай встретил Геннадия радостным приветствием: «Ну, слава богу!» и обнял по-братски. Выглядел он бодрым и энергичным, совсем не таким, каким видели его в Чечне после ранения. Ожил парень!
– Как твоя нога? – поинтересовался Геннадий.
– Заросло, как на собаке. Могу теперь танцевать и снова летать. – И вдруг потупился, раздумывая, говорить или промолчать? Глянул испытующе на Геннадия и решился: – Только, похоже, вряд ли нам придется продолжить нашу летную службу. Знаешь, зачем прилетел генерал из Москвы?
– Догадываюсь: вдохновить нас на новые подвиги, – пошутил Геннадий.
– Вот и нет, – возразил Николай. – Говорят, наша эскадрилья попадает под сокращение. Вот и прилетел генерал, чтобы подготовить личный состав…
– От кого такая новость?
– Да тут только и разговоров, что о сокращении. И, судя по выступлениям некоторых политических деятелей и самого министра обороны на телевидении и в печати, слухи – не бабские сплетни.
– Поживем, увидим, – новость не обрадовала Геннадия.
Правда, и возвращение в Бутурлиновку не сулило ему ничего приятного: городишко хотя и тихий, но очень ординарный, скучный. Вечером некуда пойти. Слухи о сокращении Вооруженных Сил и ранее будоражили летчиков; в Чечне, слушая радио, тоже об этом говорили. Геннадий не понимал, почему, какая цель у правительства? Кризис, не хватает средств? А в других странах? Америка, самая богатая страна, вынуждена продавать заводы, концерны. А на армию тратит больше всех государств, вместе взятых. Создает более совершенное оружие, увеличивает свои Вооруженные Силы, посылает их в Афганистан, Ирак, Пакистан. Франция обогнала нас по количеству и качеству автомашин, кораблей, самолетов. Докатились: вынуждены покупать у нее «Рено», «Каравеллы», «Миражи». Корейцы и китайцы превзошли нас по технологии. Сколько же еще будем катиться вниз? И что даст сокращение армии? Массовую безработицу, падение престижа на мировой арене?.. И куда он, Геннадий Голубков, Николай Соболев, Василий Захаров пойдут работать?.. Об этом даже думать не хотелось.
Геннадий в сердцах сбросил летное обмундирование и достал из шифоньера парадный костюм. Николай с удивлением наблюдал за ним. Не выдержал:
– Ты куда это?
– А ты не знаешь? В честь нашего возвращения командование и местное начальство дают в клубе бал. Собирайся. Тебе орден вручать будут…
ОРДЕНОНОСЦЫ
Фойе клуба было в праздничном убранстве: на стенах развешаны плакаты, цветные фотографии лучших летчиков эскадрильи, вырезки из газет и журналов с портретами героев и описанием их подвига. Около портрета старшего лейтенанта Соболева Геннадий остановился, глянул в глаза летчика. Пошутил:
– А ты и не знал, что тебя здесь повесили?
– Слава богу, что не меня, – усмехнулся и Соболев. – Я же только вчера прилетел из Моздока и нигде еще не был. Говорили, что эскадрилья возвращается на свой аэродром, а когда? – Пожал плечами. – Мой самолет кто перегонял?
– Сам генерал Дмитрюков. Долго его латали, но сделали на совесть. Дмитрюков облетал и поблагодарил техников.
– Все равно не летать на нем больше, – глубоко вздохнул Николай. – Есть приказ главкома перегнать наши «сушки» в Комсомольск-на-Амуре то ли на модернизацию, то ли на переплавку.
– Значит, получим новые самолеты, – стоял на своем Геннадий, не веря слухам. – Разве могут быть наши ВВС без таких асов, – кивнул он на портрет, – как Соболев, Захаров, Кононов, Шулайкин?
– Голубков, – дополнил Николай. И повел друга к другому плакату, под которым висела вырезка из журнала о капитане Голубкове, снайперски поразившем в горах два транспорта с оружием боевиков. – Видишь, и тебя не забыли.
– Когда это было. А ты не слышал, что я разбомбил ту хатенку, из которой тебя подстрелили, и что меня ожидает за тот подвиг?
– Нет. Ты серьезно?
– Серьезнее не бывает. Зарубежные газеты отыскали где-то четыре трупа: двух пацанов и мужчину с женщиной, положили у разрушенной той хатенки и обвинили российских летчиков в варварстве и бессердечии. Некоторые и наши правозащитники провякали по радио. Синицын и без того косо на меня поглядывал за строптивость, теперь и вовсе пригрозил разобраться по всей строгости. Видишь, и портрет мой с Доски отличников слетел.
– Дела! – помотал головой Николай. – Неужто и он стал таким правдолюбцем, что простых истин не понимает?
– Посмотрим. Идем в зал, там уже полно народа.
Действительно, в зале яблоку негде было упасть. Пришли не только летчики, авиаспециалисты и их семьи, но и их друзья, знакомые. Весть, что прилетел генерал из Москвы и будет выступать, быстрее звука облетела небольшой городок, многие пришли, чтобы услышать что-то новое: положение в стране в связи с кризисом напряженное и неизвестно, чего ожидать.
Первые ряды были уже заняты, и Геннадий с Николаем отыскали места на галерке. Невдалеке увидели Василия Захарова с его красавицей Мусей. Они обменялись взглядами, Муся даже с улыбкой помахала Геннадию и Николаю рукой.
– Чертовски красивая баба, – сказал Николай.
Геннадий кивнул, но подумал совсем другое: холодная красота с льдинками в глазах, в которых больше равнодушия, чем доброты. А судя по рассказам Василия, эгоистичная и недалекая женщина. Одета красиво, броско, но безвкусно: ярко-оранжевая блузка с огромным вырезом, обнажавшим плечи и округлости выпуклых грудей. Брови, ресницы, губы сочно поблескивают в лучах люстры. Глаза сияют, словно Муся попала на представительный бал, на котором только ей оказывается внимание – на нее действительно заглядывались многие. А Геннадию вспомнились глаза Тони, первой любимой девушки, с которой он познакомился в парке культуры, где девушки-студентки выступали на спортивных соревнованиях. Она тогда вышла победительницей по художественной гимнастике. Ее поздравляли подруги, сокурсники, тренер, довольно молодой и симпатичный мужчина.
Геннадий впервые видел эту голубоглазую спортсменку с прямо-таки точеной фигурой, стройными ногами, веселым, привлекательным личиком. И так захотелось познакомиться с ней…
Голос командира эскадрильи подполковника Синицына прервал его воспоминания: сцену заполнили представители городской мэрии с генералом Дмитрюковым, начальником штаба Штыркиным и кадровым работником Дехтой.
