В комнате задержанных, довольно просторном помещении с лавками у стен, находилось трое, мужчины средних лет в форме рабочих аэропорта. Летчики поздоровались и сели на скамейку напротив.
– И что будем делать? – задал вопрос Макаров.
– Ждать, – коротко ответил Геннадий.
– Нас сегодня ждут дома, – недовольно отреагировал бортинженер. – Настя с ума будет сходить…
«А Лана? – невольно подумал Геннадий. – По существу, арестовали два экипажа. И не только за перевоз с нее спросят. Наверняка фээсбэшники знают уже и об алмазах, минералах… Поможет ли Дмитрюков, если его самого не запрятали в каталажку? Да, положеньице…»
Около часа сидели молча, даже в глаза друг другу стыдились смотреть, будто были виноваты, что вляпались в такую заварушку.
– И за каким хреном поперся я в этот гребаный Ижевск! – не выдержал первым Соболев. – Пошел бы, как Вася Захаров, в охранники в Бутурлиновке: день отдежурил, три – дома. А денег… сколько их ни заработай, все равно мало.
– А мне предлагали на ликеро-водочный завод, – глубоко вздохнул Макаров. – Инженером. Побоялся, что сопьюсь. И Настя не одобрила.
Похоже, Настя у Виктора – непререкаемый авторитет. Любит ее и прислушивается к каждому слову. Может, и верно делает: Настя – умная, заботливая женщина. Не каждому удается найти себе такую спутницу жизни. Вот и ему, Геннадию, под тридцать, а он все один. Тоню, конечно, любил, но не судьба. Лана – замечательная женщина, красавица, умница. Но верной, надежной ли спутницей будет в жизни? Да и согласится ли выйти за него? Дмитрюков – серьезный соперник: и положение, и деловые связи. А то, что женат… ныне это для многих не помеха.
В комнате начало темнеть, и никто к ним не приходил, никаких вопросов не задавал.
– Они что, голодом нас будут здесь морить? – начал возмущаться Соболев.
– Это еще не самое худшее, – отозвался Макаров. – Какую статью нам могут припаять?
– Сто пятнадцатую. Контрабанда. От пяти до пятнадцати.
– Ни хрена себе. Ну, Гена, втянул ты нас в авантюру.
Макаров, понятно, шутил, командир тут ни при чем, однако перспектива и в самом деле не радовала.
– А вы хотели всю жизнь с распущенными крылышками порхать? Забыли главный жизненный постулат: от сумы и тюрьмы не зарекайся. Ты лучше поделись пока бортпайком, Настя у тебя заботливая жена, кое-что собрала в дорогу.
Макаров расстегнул дорожную сумку и достал термос, бутерброды с колбасой и сыром. Как раз всем хватило по одному. С аппетитом разделались с Настиными гостинцами. Не успели запить кофе, как в комнате появился старший лейтенант, сопровождавший летунов от самолета. На этот раз его интересовали не члены экипажа, а работники аэропорта. Из их коротких и осторожных переговоров, которые они вели почти шепотом, нетрудно было понять, за что задержали сотрудников аэропорта: оказывается, вскрывали багаж авиапассажиров и вынимали дорогостоящие вещи.
Без них летчики почувствовали себя свободнее и повеселели.
– А знаете, чем отличается самолет от аэроплана? – спросил Соболев, заглядывая в глаза коллег с усмешкой.
– Знаем, – первым отозвался Хорьков. – Ты лучше ответь вот на такой вопрос: какая радость или какое огорчение ожидает нас в Ижевске?
– Если нас туда отпустят, – вставил Соболев.
Никто не спешил с ответом. Помолчали.
– А что думает по этому поводу командир? – обратился к Геннадию Макаров.
– Думаю, начальники скоро разберутся и долго держать здесь нас не станут.
Будто в подтверждение его слов в комнате снова появился старший лейтенант и, оглядев летчиков насмешливым взглядом, спросил загадочно:
– Ну, как, летуны, не все доллары профукали в разбогатевшей Польше?
– Так некогда было, – ответил за всех Соболев. – А такие пшечки в гости приглашали!..
– Значит, есть чем за ужин заплатить, – сделал вывод старший лейтенант. – Тогда пришлю вам стюардессу.
Минут через десять в комнате действительно появилась стюардесса, везя на коляске подносы с типичными бортпайками, которыми кормят пассажиров на рейсовых самолетах: хлебом, куском курятины, салатом с майонезом, кексом, сахаром и чашкой чая.
– Сто долларов или три тысячи рублей, – объявила цену стюардесса.
– Что?! – воскликнул в недоумении Макаров. – Это же остатки от пассажиров. Им положено бесплатно!
– А вы разве пассажиры? – ехидно усмехнулась стюардесса. – Не хотите, не берите.
Но бутерброды жены Макарова только разожгли аппетит, и Геннадий взял поднос с ужином. За ним последовали и остальные.
– Ну, шкурники! – продолжал возмущаться Макаров, когда стюардесса укатила свою коляску. – И тут наживаются. Наша Властелина не поверит, как тут нас мордовали и угощали. От таких рейсов я отказываюсь, передай нашим хозяевам Аскарову и Властелине. Мало того, что нас чуть ли не в контрабанде обвиняют, в сраном гадюшнике держат ни за что ни про что. Делай что-нибудь, командир.
– Сделаю, – с усмешкой пообещал Геннадий. – Дай только поесть.
Когда пришла стюардесса за посудой, Геннадий отправился за ней.
– А вы куда? – возмутилась девушка.
– С вами. К вашему начальству.
– Думаете, я по своей инициативе заставила вас платить?
– Я не собираюсь на вас жаловаться. Ужин был вкусный. А вот почему нас задержали и долго ли еще будут держать, знать хочется.
– Сегодня уже не узнаете, – посочувствовала вроде бы стюардесса. – Начальники уже умчались к своим возлюбленным. Так что до утра вам никто и ничего не объяснит. Поживите у нас, таких симпатичных летчиков редко задерживают, – пококетничала стюардесса.
Геннадий попытался связаться с диспетчерской службой, но и там ответили на его звонок чуть ли не грубостью:
– Ждите. Вами занимаются те, кому положено…
Лишь на третьи сутки к ним заявился сам Дмитрюков и, здороваясь с каждым за руку, сказал с извинением:
– Непредвиденная накладка вышла. Все уладили. Отправляйтесь на самолет и готовьтесь к вылету. Я дал команду о дозаправке и запросе на перелет.
В Ижевск они добрались уже в шестом часу вечера. Диспетчер передал Геннадию, чтобы позвонил генеральному директору фирмы. Он тут же на аэродроме набрал номер ее телефона.
– Как долетели? – был первый вопрос Ланы.
– Нормально, если не считать мелких неприятностей.
– О них доложишь при встрече. Жду тебя в двадцать ноль-ноль.
В груди у Геннадия запело, словно вокруг все зацвело и заиграло; и недавние неприятности вмиг унесло в неведомое; нет, не унесло, он готов был снова пройти все унижения и переживания, лишь бы услышать этот милый, желанный голос и получить приглашение на свидание. Он так переживал за нее! Слава богу, все обошлось, Лана жива и невредима, ждет его.
