— Нельзя, мой господин. Надо переждать.
— Почему прекратили стрельбу пулеметы? — прорычал Масуд. — Выйди и посмотри. Если эти гяуры прячутся, пристрели их.
— Слушаюсь, мой господин. — И Азиз, пригибаясь, выскользнул из пещеры.
Дым и смрад становились все гуще, глаза слезились, и трудно было рассмотреть друг друга. Масуд снова поднялся, и снова путь ему преградил телохранитель, на этот раз Тахир.
— Подождем Азиза, мой господин.
Его голос заглушила новая волна взрывов. Грохот бомб и снарядов, гул самолетов то приближался, то удалялся. Когда он немного стих, Абдулахаб шагнул к выходу:
— Я выясню, что там происходит.
Он не раз бывал под бомбежками, не считал себя трусом, но при виде этих стремительных короткокрылых машин, испускавших огненные смерчи, тело помимо воли сжималось в комок и сердце уходило в пятки; панический страх затмевал рассудок, и голова, как у страуса, искала укрытие. Некоторые моджахеддины больше боялись вертолета: меньшая скорость и мощное вооружение (помимо бомб, ракет или реактивных снарядов на нем имелись крупнокалиберные пулеметы) позволяли ему вести точный огонь — Абдулахаб же к этим летающим кенгуру относился более терпимо — по ним можно стрелять, и на его глазах они горели и падали, как обыкновенные головешки.
Да, страх — ужасное состояние, и не каждому удается преодолеть его; не менее угретающе действует иногда на человека и неизвестность. Пока Абдулахаб сидел под следствием у шурави, потом у хадовцев, нервы его так разыгрались, что он был на грани признания. Вот и теперь эта стрельба, бомбежка, вой снарядов и двигателей. Что творится вокруг, каковы силы шурави, только ли авиация атакует их; как соседи в кишлаках, не высадили ли шурави десант?.. А Масуд, этот горе-сардар, сидит и ждет, когда ему доложат, что творится вокруг…
То, что увидел Абдулахаб, заставило его содрогнуться: прямо у входа в пещеру лежали в луже крови два моджахеддина, чуть далее еще и еще. Но Азиза среди них он не признал. Пулемет «ДШК», что располагался напротив пещеры, молчал, и людей там видно не было, значит, все погибли, чуть левее и ниже, на уступе, пулемет бил короткими очередями. Стреляли и справа…
А синее небо было словно избрызгано черными кляксами, и среди этих клякс вдруг появились пятнистые кенгуру, ощетинившиеся огнем. Вертолеты взмывали откуда-то из-за утеса, наносили удар и проваливались вниз, в ущелье, уводящее к подножию горы, за складки. Сколько их кружило вокруг горы, сосчитать было невозможно, да и не разобрать, разные это или одни и те же, делавшие по нескольку заходов. Вся западная сторона горы, обращенная к дороге, где должен был появиться полк, дымила черным смрадным дымом. А дорога была пуста. Из кишлаков по вертолетам вели стрельбу, но вреда она им не причиняла — слишком далеко. И удар по кишлакам авиация пока не наносила.
Один вертолет шел прямо на Абдулахаба, трассы из счетверенного носового пулемета прочерчивали ровную огненную дорожку, приближавшуюся к Абдулахабу. Он упал, попятился назад, к зеву пещеры. Его обдало крошевом камней и песка. Вдогонку вертолету сверкнули сразу две трассы — снизу и справа. Вертолет круто скользнул в ущелье. Не успел стихнуть его гул, как стал нарастать новый, более мощный, и Абдулахаб, приподняв голову, увидел две лобастые винтокрылые машины. Сделав горку, они спикировали, из-под брюха первой полыхнуло пламя; длинные хвостатые чудовища понеслись вниз, откуда бил «ДШК». Гора вздрогнула, и Абдулахаб невольно полез наружу, боясь, что пещера обрушится и придавит его.
Пещера не обвалилась, а там, где только что была установка крупнокалиберного пулемета, расползались черно-бурые клубы дыма и пыли.
Откуда-то появился Азиз, ползя на четвереньках. Мельком глянул на распластавшегося у входа в пещеру Абдулахаба затравленными глазами и, не говоря ни слова, юркнул в отверстие.
А из-под горы уже катилась новая волна гула и грохота — атаки вертолетов продолжались.
Помочь отряду уже никто и ничем не мог. Отряду Масуда. А в кишлаках по-прежнему было тихо, если не считать тщетных попыток достать оттуда огнем «ДШК» вертолеты.
Когда Абдулахаб вернулся в пещеру, на лице Масуда, сидевшего все в той же позе, нетрудно было прочитать обреченность. Он и взглядом не повел в сторону моджахеддина, который пришел оттуда и мог доложить кое-что ценное. И Абдулахаб молча опустился на прежнее место.
Бомбежка, стрельба, гул двигателей продолжались около часа. И стихло все так же внезапно, как и началось. Но Масуд минут пять еще не поднимал головы, а когда зашевелился, Азиз первым бросился к выходу.
Дым и пыль еще висели над горою — и в низине, и в вышине, — но плотность их редела, рассасывалась, таяла. Откуда-то доносился стон.
Долго стоял Масуд в безмолвии, с тоскою глядя вдаль. Вот из-за развалин появился один моджахеддин, второй, третий. С измученными скорбными лицами, кто держась за руку, кто припадая на ногу, они шли к своему сардару, неся печальные вести. Из двухсот моджахеддинов осталось всего тридцать семь, более половины из них были ранены, хотя и легко, но каждый нуждался в медицинской помощи. Еще четырнадцать моджахеддинов нашли у пулеметов еле живыми…
К Масуду подошел радист и доложил, что из кишлака сообщили: шурави выбросили листовки с призывом сдаться. В противном случае требуют вывести из кишлака мирных жителей. На раздумья дали один час…
Значит, это еще не все.
Масуд долго молчал. Потом окинул взглядом своих приближенных и сказал с грустью:
— Шурави нас спровоцировали. Они не собираются уходить. Во всяком случае, сегодня. — И повернулся к радисту. — Передайте: пусть уходят в горы. Ночью. А до ночи держаться и никого из кишлаков не выпускать.
— Мой господин, как быть с тяжелоранеными? — спросил Азиз.
— Оказать помощь и снести всех в пещеру, ту, которая ниже. А ночью переправить в Шопшу. Убитых похоронить, и всем поставить зеленые флажки.
[20]
Абдулахаб, взяв пятерых моджахеддинов, стал вместе с ними сносить убитых в одну яму. Некоторых трудно было узнать, и Абдулахаб в списке делал особые пометки, чтобы позже уточнить имя погибшего и выплатить семье причитающееся в таких случаях пособие. Скольким матерям, отцам, женам и детям принесет он слез своей благотворительностью! Сколько осталось и еще останется сирот на его истерзанной войной земле!
С северной стороны послышался гул самолета. Моджахеддины бросили работу и кинулись к воронкам. Серебристый истребитель-бомбардировщик вынырнул из-за горы, сделал круг над кишлаком и ушел туда, откуда пришел. По нему даже не стреляли — то ли не успели, то ли выжидали до отпущенного им шурави часа.
Минут через десять самолет пролетел над кишлаком снова, только с другого направления. Разведчик, понял Абдулахаб. На этот раз вслед ему протянулись трассы, но вреда, похоже, никакого не причинили: истребитель-бомбардировщик, круто описав дугу, исчез за горой. Потом появлялся снова и снова.
