Глава 1
Младенец в футляре
Ярким осенним утром, когда все в мире выглядело пронзительно
и до безобразия счастливым, а листва на деревьях сияла, словно была облита
сусальным золотом, из подъезда многоэтажного дома на Рублевском шоссе вышел
высокий сутулый человек в сером пальто.
Звали его Герман Дурнев, он был директором фирмы «Носки
секонд-хенд» и отцом годовалой дочери Пипы (сокращенно от Пенелопа).
Остановившись под козырьком подъезда, Дурнев неодобрительно
огляделся. Солнце, чья округлая физиономия была плоской как блин, нежилось на
соседней крыше, будто ленясь и соображая, стоит ли ему восходить дальше или и
так сойдет. На куче листьев недалеко от подъезда полулежала женщина в оранжевом
комбинезоне и смотрела в открытый люк. Профиль у нее был правильный, греческих
очертаний, а медно-рыжие волосы топорщились так, что невольно заставляли
вспомнить о змеях. В люке кто-то бурно возился и громыхал. Надутые воробьи
клевали что-то на асфальте, бойко, словно резиновые мячи, отскакивая от
прохожих.
Из окон и подвалов, с площадей и куцых скверов, с крон
деревьев и неба, увешанного мочалками туч, из кошачьих глаз и из женских
сумочек, из выхлопных труб автомобилей, с магазинных ценников и все еще
обгоревших носов дачников – отовсюду, потирая желтые морковные ладони, глядел
совсем юный, недавно родившийся октябрь.
Но Герману Дурневу до всей этой красоты не было никакого
дела. Погода и вообще природа интересовали его лишь настолько, чтобы
определиться, не взять ли с собой зонтик или не пора ли поставить на автомобиль
зимнюю резину с шипами.
Он посмотрел на часы и достал коробочку с гомеопатией.
– Хамство какое-то это солнце! Раз, два... И не
доплюнешь ведь до него... Хоть бы оно вообще потухло... Разве в такой день у
кого-нибудь может быть рабочий настрой? Пять, шесть... Рано или поздно у меня
точно будет язва... Или уже есть... Семь... – пробормотал он, отсчитывая
шарики и помещая их себе под язык.
Когда шарики рассосались, Дурнев хорошо задумался и сказал
себе:
– Ну вот, теперь я точно доживу до обеда, если от
нового мозольного пластыря у меня не случится заражения крови.
Разумеется, Дурнев и не подозревал, что за ним наблюдают.
Большая отвратительного вида птица – хмурая, взъерошенная, с длинной облезшей
шеей, на которой почти не было перьев, наблюдала за ним с козырька подъезда. В
клюве птица держала вырезанную из журнала фотографию, с которой смотрел... да,
это был он самый – Герман Дурнев, снятый вместе с женой Нинелью и дочерью Пипой
на выставке «Международные подтяжки» на ВВЦ.
Изредка птица опускала фотографию на жестяной лист и
принималась въедливо сравнивать настоящего Дурнева с фотографией. При этом из
клюва на снимок капали отвратительные зеленоватые комки слизи.
Можно себе представить, как поразился бы Дурнев, если бы
случайно поднял голову и взглянул, кто сидит на козырьке подъезда. Однако
Герман Никитич был не из тех, кто обращает внимание на птиц, если, разумеется,
это не вареная курица, лежащая перед ним на тарелке. К тому же в данный момент
изворотливый ум руководителя фирмы «Носки секонд-хенд» был занят решением
вопроса, как растаможить два вагона использованных носовых платков под видом
товаров для детей.
Дурнев спустился с крыльца и, наступив на восхитительно
яркий желтый лист, несколько раз с явным удовольствием повернулся на каблуке.
Сделав это, он уже совершенно равнодушно миновал множество других листьев и сел
в новую черную машину. Машина зафырчала и тронулась. Птица с голой шеей тяжело
сорвалась с козырька и полетела следом за машиной, явно не собираясь терять ее
из виду.
* * *
Сидящая на газоне женщина, о которой Дурнев мельком подумал
как о ремонтнице, проводила птицу пронзительным взглядом и пробормотала себе
под нос:
– Хотела бы я знать, что тут делает Мертвый Гриф?
Последний раз я встречала его, когда спускали на воду «Титаник». Не помню, что
там случилось с этим пароходом, но наверняка были какие-то неприятности.
Она вскинула руку, на среднем пальце которой было сверкающее
кольцо, и негромко шепнула:
– Искрис фронтис!
В тот же миг из кольца вырвалась зеленая искра и опалила
птице крыло. Теряя перья, Мертвый Гриф камнем рухнул на асфальт, что-то хрипло
прокричал и, снова взлетев, метнулся за ближайший дом.
Загадочная особа подула на раскалившееся кольцо.
– Ненавижу этих живых мертвецов. Их невозможно убить во
второй раз. Лучше уж иметь дело просто с нежитью, – проворчала она.
Тем временем в люке снова что-то со страшным грохотом
обрушилось. Плеснула вода.
– А-а-пчч! – донеслось из люка так оглушительно,
что крышка даже подскочила.
Забыв о птице, ремонтница – если, разумеется, это была
ремонтница – озабоченно склонилась над люком:
– Академик, вы простудитесь! Умоляю, наденьте хотя бы
шарф!
– Медузия, не чуди! Водолазам шарф не поможет! –
немедленно отозвался голос.
Но женщину это ничуть не успокоило.
– Клянусь волосом Древнира, это ни в какие ворота не
лезет! Представить только, сам академик Белой магии, глава школы волшебства
Тибидохс, Сарданапал Черноморов вынужден снимать простейшие заклятия нежити!
Где, позвольте спросить, наши младшие волшебники, где ассистенты? – строго
поджав губы, спросила она.
Громыхания в люке прекратились. На поверхность поднялся
маленький румяный толстячок, одетый в оранжевую спецовку, с которой стекала
вода... Нет, простите, совсем не в спецовку, а в мантию. Спецовкой она могла
показаться только не очень внимательному наблюдателю, и то на первый взгляд.
Точно такая же оранжевая мантия была и на его спутнице.
– А-а-пчч!.. Медузия! Все это, право, такая ерунда, что
не стоит никого утруждать!.. А-а-пчч! Без практики я в два года стал бы
беспомощным кабинетным магом. Мало ли среди нас лентяев, которые и в свинью не
могут превратиться без кольца? Не говоря уже о высших дисциплинах, таких, как
теоретическая магия, левитация, защита от сглаза или изготовление талисманов.
