Тетя Нинель на мгновение растерялась. Она и не подозревала,
что Таня может так взорваться. Обычно девочка все терпела молча. К тому же жене
дяди Германа пришло в голову, что, если девочка будет жить на вокзале, об этом
разнюхают репортеры и это помешает дальнейшему продвижению ее супруга в
депутатской комиссии «Сердечная помощь детям и инвалидам». А если учесть, что
через два месяца выборы, скандал тем более не нужен.
– Очень испугала... Да живи ты хоть на помойке! А
футляр я все-таки вышвырну не сегодня, так завтра. Нечего такому страшилищу
делать в нашей квартире, – буркнула тетя Нинель уже не так яростно, скорее
просто чтобы сразу не сдавать позиций, и, грузно повернувшись на толстых
пятках, отправилась на кухню.
Таня же подобрала портфель с учебниками – кошмарный тесный
портфель, на котором была изображена лупоглазая кукла и который годился самое
большее для первого класса, – и вышла на площадку.
Дожидаясь лифта, она слышала, как истерично визжит Пипа, а
тетя Нинель, оправдываясь, лепечет ей:
– Ну что я могу? Нам сейчас совсем не надо скандала. Ты
же знаешь, у папы скоро выборы! Он такой беспокойный, такой нервный, а тут еще
эти постоянные просители притаскиваются к нему на прием!.. Разве им мало того,
что папа ежегодно жертвует в пользу бедных по две тонны просроченных консервов,
не считая старой одежды? Ну ничего, очень скоро мы выбросим весь грязный хлам
этой нищенки, вот увидишь!
По дороге, да и после, в самой школе, Таня постоянно думала,
увидит ли снова свой футляр или нет. Тетя Нинель отыскала прекрасный способ,
как отравить ей весь день. Да и множество других дней тоже.
* * *
Оказавшись в школе, Таня вскоре поняла, что Пипа совершенно
напрасно прогуляла контрольную. Напрасно потому, что контрольную отменили, а
вместо нее устроили экскурсию в Оружейную палату, которая должна была быть в
следующий четверг.
После первого урока поднялась жуткая суета. На школьный двор
въехал красный автобус с табличкой «ЭКСКУРСИОННЫЙ» и стал сигналить. Классная
руководительница Ирина Владимировна суетливо размахивала руками – если бы это
были не руки, а крылья, она непременно бы взлетела – и кричала:
– Дети, вы слышите меня? Контрольная отменяется! Все,
кто сдавал деньги, садятся в автобус! Остальные идут помогать уборщице мыть
лестницу с первого этажа по пятый!
Таня вздохнула, предчувствуя, что это относится к ней.
Дурневы оплатили только экскурсию Пипы. Тане они никогда ничего не оплачивали –
ни подарки на Новый год, ни театры, ничего. Даже за школьные завтраки или
проездные билеты дядя Герман всегда сдавал деньги с величайшей неохотой, и то лишь
потому, что, откажись он их сдавать, это сразу бросилось бы в глаза. Что
касается карманных средств, то о них можно было и не заикаться. Единственными
деньгами, которые Таня держала в руках за всю свою жизнь, была монетка в пять
рублей, которую она нашла как-то зимой, вмерзшей в лужу. Она так растерялась,
что не знала, как ее потратить. Монетка долго лежала у нее в кармане, а потом
тетя Нинель нашла ее и заявила, что Таня украла ее у Пипы. Кстати, Пипе за
каждую пятерку платили по пятьдесят рублей, а за четверку по сорок. Впрочем,
чаще Пипа перебивалась тридцатниками.
Пока ее одноклассники забирались в автобус, Таня продолжала
растерянно стоять рядом, прикидывая, заставят ли ее возить по ступенькам
тряпкой или можно будет хотя бы попроситься носить воду. Она уже повернулась,
чтобы уйти, но Ирина Владимировна догнала ее и, озабоченно подпрыгивая на месте
– она вообще вела себя точь-в-точь как курица, – закудахтала:
– Гроттер! Татьяна! Почему ты не в автобусе? Тебе
особое приглашение надо?
– Мне не особенно хочется... Терпеть не могу эти
музеи, – стараясь не смотреть на нее, сказала Таня.
Ирина Владимировна еще раз подпрыгнула.
– Не правда, Гроттер! Ты просто знаешь, что за тебя не
платили! Но платили за Пенелопу. Все равно деньги пропадут. Марш в автобус и не
заставляй меня нервничать!..
Не веря в такую удачу, Таня поскорее забралась в автобус.
Разумеется, Дурневы три года потом будут ее попрекать, что обваренная кипятком
несчастненькая Пипа валялась чуть ли не в коме и не сходила по ее вине в
Оружейную палату, ну да они и так бы отыскали, чем ее кольнуть. А пока можно
сидеть в автобусе, смотреть в окно на проплывающие мимо дома и радоваться. А
потом еще будет экскурсия и такая же долгая дорога назад в школу. Целых полдня
счастья! А все, что будет потом, можно просто-напросто выбросить из головы, и
все дела.
Таня нашла себе неплохое местечко у окна, где рядом с ней
сидел угрюмый молчун Генка Бульонов, от которого не стоило ждать никаких
гадостей, и приникла лбом к стеклу. Тяжело покачнувшись, автобус выехал из школьного
двора.
Замелькали серые влажные дома. Заискрились вывески
магазинов. Пестрой карточной колодой рассыпались слепящие яркостью деревья.
Светофоры подмигивали. Грязные лужицы разлетались веселыми брызгами. Прохожие
оглядывались на автобус, и Тане казалось, что каждый смотрит именно на нее и
думает: «Везет же ей, вот она едет в Оружейную палату, а у меня всякие скучные
дела!»
Когда они проезжали по их району, пару раз мелькнули большие
рекламные щиты. С плакатов смотрел розовый и веселый дядя Герман. «Самый добрый
депутат – ваш депутат!» – гласила надпись под его фотографией.
На плакате дядя Герман и вправду выглядел неплохо.
Только одна Таня да еще, пожалуй, Пипа с тетей Нинелью
знали, сколько часов провозился с дядей Германом фотограф и сколько ваты он
велел ему подложить за щеки, чтобы дядя Герман чуть меньше был похож на
вурдалака.
Но теперь даже торчавшая повсюду физиономия «самого доброго
депутата» не могла отравить Тане радость. Она ехала в музей! Впервые в жизни ей
перепало что-то приятное! Вот уж точно на небе что-то перепутали, и рог
изобилия, проливавшийся всегда на Пипу, пролился по ошибке на нее.
– Ты... это... – раздался рядом чей-то хриплый
голос. Таня удивленно повернулась. Похоже, это произнес Бульонов, а она совсем
забыла о его существовании. Равно как и о том, что он вообще умеет
разговаривать.
– Чего тебе, Бульон?
– Ничего... – буркнул Бульонов и вновь погрузился
в молчание. Вид у него был такой довольный, будто он уже наобщался на десять
дней вперед.
– Ну а ничего, так и помалкивай! Разболтался
тут! – фыркнула Таня и, мгновенно забыв о своем соседе, вновь занялась
происходящим за окном.
