Приведя этот убийственный, на его взгляд, довод, академик
Сарданапал приподнялся на цыпочки и жизнерадостно огляделся. Правый ус у него
был зеленым, а левый желтым. Но самым странным было даже не это, а то, что усы
ни секунды не пребывали в состоянии покоя. Они то извивались, как две живые
веревки, то сплетались, то норовили обвить дужки очков и сдернуть их у
толстячка с носа. Правда, сделать это было не так-то просто, поскольку очки
явно держались не столько на дужках, давно разболтавшихся, сколько на особом
заклинании.
Что касается бороды академика, то цвет ее был вообще
неопределим, поскольку она то появлялась, то исчезала. Наверняка можно было
сказать только одно – борода была феноменально длинной, настолько длинной, что
ее пришлось многократно обмотать вокруг туловища, а конец спрятать в карман.
Заметив наконец, что его мантия промокла, глава школы
волшебства пробормотал:
– Первачус барабанус!
От одежды повалил пар, и уже несколько мгновений спустя она
совершенно высохла.
– Ах, какой чудный осенний денек! – воскликнул
Сарданапал, поворачиваясь к своей спутнице. – Он похож на тот день, когда
мне впервые отрубили голову! Вы согласны со мной, Медузия?
Преподавательница нежитеведения, доцент Медузия Горгонова,
поморщившись, провела пальцами по своей шее.
– Уф! От лопухоидов можно ждать только гадостей... Мне
тоже отрубали голову. Невоздержанный тип в крылатых сандалиях, пялившийся в
собственный щит. Тогда я была дурно воспитанной колдуньей с кошмарными
привычками, и только вы, академик, меня перевоспитали, – сказала она.
Усы Сарданапала польщенно дрогнули.
– Перестань, сколько раз можно благодарить! Приклеить
тебе голову было сущим пустяком! Для этого не пришлось даже прибегать к
серьезной магии, вполне хватило простенького штопочного заклинания. Ну а то,
что ты отказалась от прежних привычек, – честь тебе и хвала! Моя заслуга
была... кгхм... минимальной... кгхм...
– Как вы можете так говорить! – воскликнула
Медузия. – Я же превращала путников в изваяния! Любой, кто смотрел на
меня, мгновенно становился камнем!
– Ерунда, не вспоминай об этом! Ты была совсем
молоденькой девчонкой, комплексующей из-за прыщей, вот и заколдовывала тех
бедолаг, которые тебя случайно увидели. Откровенно говоря, я тебя прекрасно
понимаю: эти древние греки всюду совали свой любопытный нос. Ты даже на остров
удалилась подальше от их глаз, а они все равно шлялись поблизости, размахивая
мечами. Все, что мне потребовалось, это вылечить тебя от прыщей. И какой
красавицей стала! Даже Бессмертник Кощеев и тот постоянно краснеет, когда
прилетает в Тибидохс на скелете своего верного коня...
– Скверный старикашка! Сорок килограммов посеребренных
костей, золотая черепушка, янтарные зубы – и все это в латах от Пако
Гробанн! – нахмурилась Медузия.
– Но ты не будешь спорить, что он в тебя влюблен! Доцент
Горгонова смущенно зарделась. Красные пятна, вспыхнувшие вдруг в разных местах
на ее щеках, чем-то походили на вишни.
– Сарданапал! Я же просила! – укоризненно
воскликнула она.
Усы академика Белой магии виновато дрогнули.
– Проклятое ехидство! После того, как я случайно выпил
настойку с ядом гарпий, никак не могу от него избавиться. Пробовал и печень
дракона, и полстакана зеленки с каплей желчи василиска утром и перед сном –
ничего не помогает! – пожаловался он.
– Не извиняйтесь, я не обиделась. Просто не люблю,
когда при мне произносят это имя... – смягчилась Медузия. – Скажите
лучше вот что: неужели мы с вами тащились сюда из самого Тибидохса затем
только, чтобы расколдовать этот занюханный люк, который втягивает у прохожих
ключи и монетки? Только не лукавьте. Мы же знаем друг друга уже три тысячи
лет...
Сарданапал укоризненно посмотрел на свою спутницу и
высморкался в гигантский платок со звездами, который загадочным образом возник
вдруг у него в руке. Звезды на платке перемигивались и складывались в причудливые
созвездия, причем созвездие Жертвенника пыталось обчихать созвездие Стрельца
метеоритами.
– Медузия, ты рассуждаешь как волшебница. Поставь себя
на место обычного человека. Ключи – это не дребедень. Человек, лишившийся
ключей, имеет реальный шанс заночевать на лавочке и подхватить насморк... Вот
как я, например.
– Ваш насморк оттого, что вы не надели шарф, когда мы
летели над океаном... А нужды лопухоидов меня волнуют очень мало. В их мире
полно заколдованных люков, взбесившихся турникетов и самозахлопывающихся
подвалов. Нежить не сидит сложа руки. Едва мы уйдем, на этот люк вновь наложат
заклятие. И мы ничего не сможем с этим поделать.
Видя, что его спутница начинает сердиться, академик
Сарданапал легонько подул на платок, и тот растаял у него в ладони,
предварительно превратившись в синюю мочалку.
– Прости, Медузия. С недавних пор я подозреваю, что мое
чувство юмора тоже кто-то заколдовал. Не исключаю, что его сглазили таджикские
джинны, которым я запретил устраивать пыльные бури... М-м... Ты видела
человека, который только что вышел из подъезда?
– Видела. Но каким образом вы сумели? Я хочу сказать,
вы же были под землей!
Сарданапал загадочно улыбнулся:
– О, если я захочу что-то увидеть, несколько метров
асфальта мне не помешают. И что ты о нем думаешь?
– Крайне неприятный тип... Бр-р... Даже от лопухоида
обычно ожидаешь большего.
– Ну-ну, Медузия, не будь такой суровой. Хотя бы из
уважения к памяти Леопольда Гроттера.
– ЛЕОПОЛЬДА ГРОТТЕРА? Он его знал? – пораженно
воскликнула Медузия.
Сарданапал кивнул.
– Более чем. Он его родственник. И даже довольно
близкий – всего-навсего троюродный племянник сестры его бабушки. Разумеется,
для лопухоидов такое родство – седьмая вода на киселе, но мы-то с тобой знаем
формулу магородства Астрокактуса Параноидального!
– Он родственник Гроттера! Так вот почему мы...
– Тшш! – Академик внезапно поднес палец к губам,
приказывая Медузии замолчать. Оба его уса разом напружинились и указали на
канализационный люк.
Кивнув, Медузия бесшумно подкралась к люку и, присев на
корточки, резко просунула туда руку. В ту же секунду из колодца послышался
противный визг.
– Есть! Схватила! А ну стой! – крикнула
преподавательница нежитеведения.
