– Да она и не ведьмочка небось, а одна из лопухоидов...
Ненавижу, когда эти ничтожества воображают себя чародеями. Руки бы поотрывал
тому, кто дает им волшебные инструменты...
Таня в страхе схватилась за смычок. Она хотела взмахнуть им,
зная, что от этого видения порой исчезают, но случайно задела еще одну струну.
«Ну вот, опять! Да что же это такое!» – подумала она, испытывая дурное
предчувствие. И предчувствие не обмануло.
«Дррианггг!» – ехидно тренькнула струна, и тотчас третья
голова, лысая, как бильярдный шар, выкатилась рядом с первыми двумя. Лицо у нее
было плоским как блин, с таким же, как и у блина, множеством мелких пористых
рытвин, глаза точно узенькие щелки, зато огромный рот протягивался от уха до
уха. Явственно ощущалось, что голова эта если и не совсем тупая, то с придурью.
– Горыани подниматурус? – мрачно спросила голова.
Таня убито молчала.
– Терпеть не могу, когда от меня одну голову
перемещают. Это, выходит, мое туловище там сейчас одно торчит? Кто хошь подойти
может и пинка дать? А если б я, к примеру, в битве был, то че, так вслепую и
махать?
– Угу, Горыня! Это ты точно сказал. Типа, кто не
заховался, я не виноват... – сказал Дубыня. – Я че, типа, сказать
хочу. Я за пять минут до этого от скуки с двумя циклопами завязался: мол, че
толкаетесь, одноглазые, давно вам не вламывали, и все такое... Один только
размахиваться начал, а моя башка – раз! – и тут! То-то он щас небось
моргает... То ли он мне голову снес, то ли чего. Непонятно, короче, как с
безголовым махаться.
– Нет, точно надо ее сожрать! – решил за всех
Усыня. – Говори отзыв! Ну? Не знаешь? Ну ты допрыгалась!
– Ковокли? Обвиватум? Горьяни? Зюзли Кызюкли? –
наудачу выпалила Таня.
– Ага, вроде того... Прям в самую точку! –
понимающе сказал Горыня. Голос у него звучал довольно ласково, однако девочке
совсем не понравилось, как он облизнулся. Скверненько облизнулся.
Головы многозначительно переглянулись. Ус щелкнул, словно
бич, и, обвив Таню за лодыжку, стал подтягивать ее к себе. Девочка рванулась,
завизжала, но он был толстый, как корабельный канат.
– Жаль, рука там осталась... Взять нечем... Ну да
ничего, мы ее и так... – примериваясь, пробормотал Усыня.
Дубыня забеспокоился:
– Слышь, братан, ты того... Не забывай нас-то. Оставишь
нам куснуть? – сипло спросил он. – Мы ж тебя того, угощали...
– Когда это вы меня угощали? – возмутился Усыня.
– Ну как же? А немецкими рыцарями...
– Тьфу ты... Так то ж консервы! Их покуда вскроешь,
ажно запотеешься!
– А ты бы открывашкой. После зато копьями ихними в
зубах ковырять очень сподручно.
Защищаясь, Таня взмахнула было смычком, но Усыню это
испугало не больше, чем если бы его попытались ткнуть спичкой. Пасть с
громадными тупыми зубами была уже совсем близко. Некоторых зубов у Усыни не
было, а остальные выглядели не лучшим образом.
– А-а-а! Не трогай меня! Тебе надо к
стоматологу! – крикнула Таня, отчаянно упираясь ладонями чудовищной голове
в лоб, чтобы ее непросто было проглотить.
– А это еще кто такой? С чем его едят? –
поинтересовался Усыня.
– С бормашиной и со сверлами... Под майонез хорошо
идет, особливо если вместе с перчатками и всеми щипчиками! – подсказал
Дубыня. Из всех трех голов он был, похоже, самый всезнающий. И вдобавок с
большим практическим опытом.
Изловчившись, Таня попыталась ткнуть великана локтем в нос.
Тот удивленно моргнул.
– А для лопухоидки ты довольно смелая. Обычно они сразу
в обморок хлопаются, – сказал он одобрительно.
– Я не из лопухоидов, говорю же вам! И контрабас не
чужой! Мой папа Леопольд Гроттер!
Внезапно ус, сжимающий ей лодыжку, ослаб. – ЧТО? Ты
дочь ГРОТТЕРА? Ты ТАНЯ Гроттер? Все три головы недоверчиво уставились на нее.
– Чем докажешь?.. Разве может такое быть, чтоб сама
Гроттер простейших заклинаний не знала? Да Грот-теры, они ого-го все какие
головастые были! Прям-таки жутко ученые! – усомнился Усыня.
– Да она это, она... И родинка на носу, и кудряшки...
Вся личность ее, не врет... – зашептал Горыня.
– Ой, мамочка моя великанша! Ой, папочка мой титан! Ой,
бабушка моя циклопша! Чтоб мне поперек треснуть и вдоль срастись! Глазыньки б
мои не видели! – запричитал Дубыня. – Это ж дочь Гроттера,
встретившая взгляд Той-Кого-Нет и оставшаяся в живых! Единственная, видевшая
ее!
– Невероятно, мы ее чуть не слопали! Вот был бы
кошмар! – багровея, прогудел Усыня.
– Ну и влетит нам, если она скажет Сарданапалу!
– Или Ягге! Или Поклепу! Но она не скажет... Не будет
ябедничать на трех добряков, которые самую чу-чулечку-расчучулечку с ней
пошутили? – залебезил Дубыня.
– Ничего себе пошутили! За такие шутки знаете что в
зубах бывает? Впрочем, вам это уже не грозит, – проворчала Таня, сама
удивляясь такой наглости.
– Мы дико извиняемся. Накладочка вышла! – сказал
Усыня.
– Нестыковочка... – шмыгнул носом Горыня.
– Неувязочка... Ты должна была сказать «колобородун»,
тогда все было бы в порядке, – виновато выпалил Дубыня. – А теперь
прощевай, пора нам! Нам вредно слишком долго оставаться в лопухоидном мире.
– Ага, а то еще тело утопает куда-нибудь и наломает
дров. Лови потом этот безголовый чурбак. Ой, чудо-то какое, сказать, кого
видели, так и не поверят! – закончил Усыня.
Торопясь улизнуть, три головы стремительно закружились на
месте. Замелькали пунцовые от раскаянья уши.
– Погоди... Постойте! – крикнула было Таня, но
лоджия уже опустела. Пораженная девочка так и не сумела задать им вопрос,
который вертелся у нее на языке.
Кто такой Сарданапал? А Ягге? А Та-Кого-Нет? Стоило Тане
произнести про себя третье имя, как голова снова закружилась... Почему-то в
памяти девочки возникли тощие зеленые руки, тронутые тленом... Омерзительные
отрубленные руки, тянущиеся к ее горлу...
«Отдай То, что ты прячешь! Я мертвая, ты живая... Ты
виновата в том, что я умерла... Десять долгих лет после твоего рождения и
десять веков до него я ждала этого часа», – прошелестел голос. Ледяная
мертвая рука коснулась ее лица и, отдернувшись, растаяла...
