Тот повернул голову и, увидев, что Таня рядом, от изумления
пропустил резкий боковой порыв ветра. Контрабас, которому тоже перепало,
занесло и два раза прокрутило на месте, но Таня сумела удержать его с помощью
смычка. Зато у Баб-Ягуна, который не был к этому готов, сорвало с трубы
последнее колено со щеткой, где, видимо, и была сосредоточена основная магия.
Пылесос, утративший управление, с ревом подбитого бомбардировщика устремился
вниз.
Баб-Ягун, кувыркаясь, падал вместе с ним, пытаясь на лету
пробормотать заклинание безопасности, которое поленился или просто не счел
нужным произнести прежде. Да только в падении кольцо у него почему-то не
срабатывало, как нужно, и из кольца вместо зеленых сыпались красные искры. От этих
красных «черномагических» искр заклинание искажалось и приводило к самым
непредсказуемым результатам. То на пылесосе взрывались лампочки, а вместо них в
темноте начинали мерцать уши самого Баб-Ягуна, то откуда-то градом сыпались
лягушачьи лапки с зажатыми в них сигарами и вставные челюсти.
Таня, устремившись к Баб-Ягуну, хотела, чтобы он ухватился
за ее контрабас, но толстый мальчишка, отбрыкиваясь, что-то заорал.
– Мой «семисотый» пылесос!.. Три года копил! Лови
трубу! – разобрала Таня и, направив смычок вниз, погналась за падающим
коленом трубы. Ветер бил ее в лицо, слепил, глаза слезились, темнота мешала
правильно оценить расстояние до земли, а контрабас разогнался так, что вообще
мог уже не выйти из пике.
Нагнав колено, Таня со второй попытки схватила его – точнее,
колено, вращаясь, сперва огрело ее по лбу, а затем само прыгнуло к ней в руку –
и, с трудом выровняв инструмент, свечкой послала его вверх. Схватив Баб-Ягуна
за шиворот, Таня замедляла его падение, пока наконец в какой-то дюжине метров
от земли он не сумел починить трубу. Загудев, пылесос взмыл в небо.
Оба они долго не могли отдышаться. Наконец Баб-Ягун взглянул
на нее уже без всякого пренебрежения и восхищенно прокричал:
– Я был уверен: ни одна девчонка не способна на такое!
Эй, признавайся, ведь ты умела это раньше?
Таня застенчиво пожала плечами. Она и сама этого толком не
знала. Хотя она и села на контрабас впервые пять дней назад, порой ей казалось,
что она давно, очень давно летает. Откуда-то же ей было известно, что нужно
делать.
– Если Соловей не возьмет тебя в команду, значит, он
точно подыгрывает «темным», как кое-кто его обвиняет. Ты просто рождена для
драконбола... Если, конечно, при виде дракона у тебя не затрясутся поджилки. С
некоторыми такое случается, особенно когда их пару раз проглотят, –
рассуждал Баб-Ягун. Потом он еще раз задумчиво покосился на Таню и, борясь с
ветром, крикнул:
– И вот еще что... Отныне я твой друг навсегда, если
ты, конечно, захочешь. Если кто-нибудь там в Тибидохсе посмеет назвать твой
контрабас «скрипкой-переростком» или вообще тебя обидит, я заставлю его сжевать
весь заправочный мусор из его пылесоса!
И Баб-Ягун протянул ей руку.
«Нет, это не Генка Бульонов! И не таинственный Пипин Гэ Пэ!»
– подумала Таня и протянула ему свою – ту, которой держалась за гриф. При этом
порыв ветра едва не сшиб ее с контрабаса, но Таня не обратила на это особого
внимания. Настоящая дружба, как и настоящая любовь, всегда требует жертв.
Вскоре контрабас и реактивный пылесос поднялись высоко в
небо и, встроившись в плотные скоростные потоки воздуха, понеслись на
юго-запад. Тут уже было не до разговоров – мерный несмолкаемый гул плотно
закупоривал уши. Лететь приходилось почти на животе, обхватив руками контрабас,
потому что ветер был таким, что, казалось, достаточно неосторожно приподнять
голову, и, сорванная ветром, она унесется, грустно хлопая ушами.
Таня не поняла, в какой момент внизу показался океан. Его
свинцовая поверхность, мелькавшая в разрывах между сизо-фиолетовыми тучами,
походила на вырезанные ножницами фрагменты географической карты, А они все
летели и летели, и, казалось, конца этому не будет. Уже рассветало, когда
Баб-Ягун вдруг выстрелил из кольца зеленой искрой и направил пылесос вниз,
выходя из потока.
– Тибидохс там внизу, но без заклинания перехода туда
не попасть. Ты его не забыла? – крикнул Баб-Ягун, когда они снизились
настолько, что можно было легко различить отдельные валы, вскипавшие на
беспокойном теле океана.
Таня вспомнила строчки «Справочника»: «Заклинание перехода
при всей своей простоте является заклинанием Высшей Магии. При произнесении
заклинания необходимо быть абсолютно уверенным в том, что переход
осуществляется по полному праву. В противном случае сознание и тело могут
разделиться: тело будет перенесено, сознание же останется в прежнем мире. На
языке лопухоидов это состояние обычно называют смертью».
«Ну уж мне точно будет конец!» – подумала Таня. От страха у
нее кожа покрылась пупырышками. Если она и продолжала снижаться, то лишь
потому, что ни за какие коврижки не желала возвращаться к дяде Герману.
– Готова? Пора! – вдруг выкрикнул Баб-Ягун, и, не
давая себе испугаться еще сильнее, Таня быстро подняла руку с кольцом и
воскликнула: «Грааль Гардарика!»
Ее тряхануло, завертело, укололо миллионом маленьких искр.
Раздробило и вновь собрало. На миг Тане почудилось, что она проскакивает через
бесконечно узкую середину песочных часов.
А потом внизу в лучах восходящего солнца из окрашенной
розовыми стрелами океанской пены выступил большой остров. Четверть острова
занимало болото, еще треть – лес. Вдоль узкой песчаной косы громоздились
потрескавшиеся бурые скалы, о которые, похоже, разбилась не одна тысяча
штормовых валов.
«Надо же, я жива! Это, конечно, по ошибке. Но дяди Германа
тут нет, это точно», – решила Таня.
Посреди острова, необычайно приземистая и плоская, похожая
чем-то на перевернутую сероватую миску с приклеенными к ней в самых неожиданных
местах башнями, галереями и переходами, окруженная рвом с кипящей лавой,
раскинулась самая большая крепость из всех, которые Тане когда-либо приходилось
видеть даже в кино. Московский Кремль и тот был явно меньше. Здесь же перед
ними простерся целый город под одной крышей.
Вдоль стены с мрачным видом разгуливал трехметровый циклоп,
грудь и даже спина которого заросли рыжей шерстью. Посреди лба у циклопа
ворочался в орбите огромный золотистый глаз, а нос украшала бородавка размером
с суповую тарелку. Он сумрачно зевал и изредка, чтобы не заснуть, постукивал по
земле древком зазубренной секиры.
Над главными воротами крепости ярко горела огненная надпись:
«ТИБИДОХС – ШКОЛА МАГИИ ДЛЯ ТРУДНОВОСПИТУЕМЫХ ЮНЫХ
ВОЛШЕБНИКОВ. БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ ОТДЕЛЕНИЯ».
Тане пришлось перечитать эту надпись трижды, прежде чем
смысл дошел до нее. Ну и дела!
