– Огромные медные ворота. За ними как раз и начинаются
темницы... Ну где замурованы духи хаоса и древние боги. Если б они вырвались,
кошмар что началось бы. Все бы перевернулось кверху дном, а сколько крови бы
пролилось – реки. Да только ты не волнуйся: Жуткие Ворота никогда не откроются.
Их циклопы охраняют, да и вообще Сарданапал за этим следит.
– А если кто-нибудь все-таки ухитрится их
открыть? – спросила Таня.
– Да говорят тебе, это невозможно! – повторил
Ванька. – Еще же волос есть! На самом деле на нем все держится, а Ворота
только страхуют. Если же с волосом что-то случится, тогда только одни Ворота
будут спасать от хаоса. Тшш, слышишь? Сюда кто-то идет!
За поворотом коридора зашаркали чьи-то шаги.
– Я тебе покажу, как стрелять в парадный портрет
Древнира! Ты у меня будешь знать, поросенок! – раздался дребезжащий голос.
По коридору, волоча за ухо упирающегося купидончика, топал Поклеп Поклепыч.
Почти налетев на Таню и Ваньку Валялкина, завуч очень сурово
посмотрел на них и выпустил купидончика, предварительно разломав его лук.
Подхватив с пола обломки, малыш заревел и взлетел, хлопая маленькими белыми
крыльями и потирая смятое, как пельмень, ухо.
– Я тебе исе показу! Будес знать, как ломать
луки! – пригрозил он Поклепу и, поправив красные подтяжки, юркнул в
форточку.
– Интересно, что Поклеп тут делал? Не на портрет же
Древнира он приходил любоваться? – удивилась Таня, когда завуч скрылся.
– Да нет. Он, наверное, на Исчезающем Этаже был, а сюда
на обратном пути спустился, – предположил Ванька.
– На Исчезающем Этаже? – переспросила Таня. Ванька
таинственно хмыкнул.
– Это одна из загадок Тибидохса. Целый день он этаж как
этаж, а потом вдруг пропадает неизвестно куда. Раз – и нет его. Лестница
обрывается, а дальше белый туман и пустота. Представляешь? Затем через какое-то
время Этаж снова появляется, и все вроде на месте: статуи, картины, но если
кто-то там был или даже кто-то из магов, то все. Те, кто пропал вместе с
этажом, уже никогда не возвращаются.
– А Сарданапал? Он тоже не может их вернуть? –
удивилась Таня. Ей почему-то казалось, что Сарданапал всесилен. Недаром все
говорили про него, что он величайший маг после Древнира.
Ванька покачал головой:
– Ни Сарданапал, ни Медузия, никто... Они говорят, тут
какой-то особый вид магии. Даже не магия, а вообще нечто непонятное.
Единственное, что они сделали, – это загородили Этаж таким заклинанием,
чтобы ни один ученик туда не мог проникнуть... Но все равно был случай, когда два
лоботряса с третьего года обучения туда пробрались... Правда, это было уже
десять лет назад.
– И что?
– А ничего. С тех пор их никто не видел, хотя слухи
разные ходят, особенно среди привидений...
Таня поежилась.
– А Поклеп не боится туда ходить?
– Не знаю. Может, ему известно точное время, когда Этаж
в очередной раз исчезнет, а может, прячет там что-то... С этим Поклепом вообще
ничего не поймешь. Вроде он «темный», а иногда «светлую» магию использует. Весь
Тибидохс знает как свои пять пальцев, ночами по подвалам бродит. Скользкая
личность... А глазищи у него какие – прямо сверла, – вздрогнув, сказал
Ванька.
Вспомнив ледяной взгляд Поклепа, буквально заморозивший ее в
первую их встречу, Таня не могла с ним не согласиться.
* * *
Вечером, когда висевшие в гостиной часы, трясясь от
возмущения, упорно показывали стрелкой на подушку и издавали неприятные
писклявые звуки, Шурасик вдруг вышел на середину комнаты и дрожащим голосом
попросил всех не расходиться.
– Ого-го! Сейчас что-то будет! – фыркнула Гробыня. –
Спорю, нам прочтут трехчасовую лекцию «О пользе мытья ног перед сном». Или
«Теорию и практику чистки зубов в свете последних открытий магической
медицины».
– Или мне устроят выволочку за историю с
ботинками, – добавил Ванька.
На бледных щеках Шурасика выступили красные пятна.
– Замолчите, замолчите все... Не надо! – умоляюще
воскликнул он. – Я хочу сделать совсем не это! Я хочу попросить прощения.
Попросить прощения у всех вас – «светлых» и «темных».
– За что? Чего ты еще натворил? – напрягся
Баб-Ягун. – Надеюсь, ничего не делал с моим пылесосом?
Но Шурасик его даже не услышал.
– Я хочу попросить прощения за себя самого, за то, что
я такой, какой я есть... Я... мне очень больно, что все так получается. Я
обязательно постараюсь исправиться и не быть больше таким... занудливым,
высокомерным всезнайкой, – сделав над собой усилие, выговорил он.
У Баб-Ягуна даже челюсть отвисла: ничего себе, сказать такое
про себя!
– А все-таки Шурасик молодец! Я бы так точно не смог, а
ведь я тоже не подарок! – шепнул он Тане.
Тем временем Шурасик извлек откуда-то большую коробку,
полную ярко-красных картонных сердечек.
– Вот... – смущенно произнес Шурасик. – Это я
сделал в подарок. Если кто-то считает, что может дружить со мной и принимать
меня таким, какой я есть, пусть возьмет эти сердечки и носит их на груди...
Если же нет, то не надо. Просто я буду знать, что вы меня не любите и... и...
не хотите со мной знаться.
Потупившись, он пробормотал какое-то заклинание, и тотчас
сердечки, выскакивая из коробки, стали по одному перелетать в руки ко всем, кто
был в гостиной. Таня внимательно рассмотрела свое сердечко. На нем мельчайшими
камешками, подобранными с редким искусством, было выложено «DD». Страшно было
даже представить, сколько времени у Шурасика ушло, чтобы изготовить целую
коробку таких!
– А что такое «DD»? Дурацкий дихлофос? Дважды
дубина? – поинтересовалась Гробыня, на которую на одну только, кажется, не
произвела впечатления речь Шурасика. Впрочем, Гробыню, кажется, вообще
невозможно было тронуть. Разве что сказав ей, какая она сногсшибательная.
– DD – «Давайте дружить»! – воскликнул Шурасик
чуть ли не со слезами. – Это значит, что тот, кто носит это сердечко
дружбы, не обижает меня и не смеется надо мной! Что я, виноват, что я такой,
какой я есть? Что мне всегда мало домашних заданий?
– Разумеется, ты не виноват, – ободрил его Ванька
и первым приколол значок к своей майке.
