– И чему вас только учат на вашем «белом» отделении!
Ограничивающее заклинание – это совсем на чайника! Достаточно произнести
«Туманус прошмыгус» и войти в дверь спиной вперед. Заклинание решит, что ты
привидение, и пропустит тебя. Приличные заклинания не связываются с призраками.
Только там один фокус: когда потом выходишь, ни в коем случае не касаться
ручки.
– Так это точно не ты?
– Отстань! – огрызнулась Склепова.
Таня вздохнула. Даже если это сделала и Гробыня, доказать
теперь ничего не удастся. Интересно, что так настойчиво ищут у нее в вещах? Не
тот ли предмет, о котором с такой таинственностью говорила Медузия?
Тем временем Гробыня открыла свой шкаф и извлекла оттуда
прозрачную коробку. Внутри коробки змеились разноцветные туманы, а над самой
коробкой на коротком штырьке вращалось большое розовое ухо.
– Что это такое? – подозрительно спросила Таня.
Соседка по комнате уставилась на нее как на дурочку.
– Это слухач, – снисходительно пояснила
она. – Подслушивает, что происходит в мире у лопухоидов, и сообщает мне,
родной... В основном эта штукенция, конечно, телевидение ловит.
Гробыня щелкнула по большому уху пальцем, и ухо стало
вращаться вдвое быстрее. Одновременно из коробки полился голос, в котором Таня
узнала голос популярного диктора:
– Теперь рубрика «Скандалы недели». Известный
предприниматель и политик Герман Дурнев совершил весьма экстравагантный
поступок. Отказавшись от борьбы на последнем туре выборов, он основал общество
фанатов кролиководства и поселил у себя в квартире на Рублевском шоссе
девяносто два кролика. На экране вы видите, как кролики, которых Герман Никитич
принципиально не держит в клетках, бегают по квартире и даже загоняют под диван
скулящую таксу... А вот еще один кадр: Герман Никитич пьет с кроликами воду из
одной миски, в то время как его дочь Пенелопа забирается с ногами на стол,
чтобы кролики не обжевали ей тапочки...
Таня даже на месте подскочила, так ей хотелось это увидеть,
но, увы, она могла слышать только звук. Изображения слухач не ловил.
– Я узасно счастлив. Раньше я был злой и никого не
любил, а теперь мне хорошо: все кволики мои длузья! Каждый день мы с ними
гуляем на лузайке! Я цокаю языком вот так: «цук-цук», и они слазу бегут за
мной! Я у них самый гвавный кволик! – услышала Таня брызжущий счастьем и
довольством голос дяди Германа, прервавшийся характерным хрустом: видно, дядя
Герман грыз капустный кочан. Хруст кочана, в свою очередь, был заглушен чем-то
похожим на львиный рев – это рыдала тетя Нинель.
– Я бы этих кроликов в миксере истолкла! Они мне все
обои отодрали! Нас с Пипой не любят, а за ним хвостом ходят, как чокнутые! А в
ванную загляните: там у них купалка! – заголосила она, видимо, выхватывая
у корреспондента микрофон. – Мой муж помешался после исчезновения нашей
приемной дочери Тани Гроттер! Я была привязана к ней, как мать... Мы с нее
пылинки сдували, а эта неблагодарная дрянь сбежала! Ее подговорили политические
конкуренты моего мужа!
– И мой Гэ Пэ не помогает! – всхлипнула
Пипа. – А я так просила его перебить своей метлой всех кроликов! Ай, не
слюнявь мою ногу, уродина ушастая!
Прервав передачу на самом интересном месте, Гробыня
остановила вращающееся ухо и сунула слухач в шкаф.
– А ты, оказывается, неблагодарная дрянь! Пылинки с
тебя сдували? Тэк-с, возьмем себе на заметочку! – с издевочкой сказала
Гробыня.
Но Таня почти ее не слышала. Она думала о другом: кажется,
дядя Герман наконец стал счастлив. Как это все-таки важно – найти свое истинное
предназначение! А если ему нужны будут деньги, он легко сможет устроиться в
цирк: кролики ради него что угодно сделают и без всякой дрессировки. А номер
можно назвать, к примеру, «Самый гвавный кволик»
* * *
Ближе к полуночи Гробыня наконец соблаговолила заснуть.
Дождавшись, пока она засопит, Таня осторожно встала. Черные Шторы потянулись
было к ней, но, прошептав защитное заклинание, девочка пустила в них зеленую искру
и вышла из комнаты. Вскоре в гостиной появились Баб-Ягун и Ванька Валялкин.
Внук Ягге натянул на себя мудреный балахон самого злодейского покроя с таким
капюшоном, что в нем можно было спрятать не только его круглощекую голову со
встопорщенным ежиком волос, но при необходимости еще и рыцарский шлем с
плюмажем. Что касается Ваньки, то он вообще не переоделся, оставшись все в той
же неизменной майке. На ходу Валялкин дожевывал котлету – единственное, что
умела готовить его увечная самобранка, не считая соленых огурцов.
Спустившись по лестнице, они проскользнули мимо полоски огня
в Зале Двух Стихий. Теперь, когда волос был разрублен, свет и тьма не были
разделены так четко, как прежде: во многих местах огонь будто выцвел и ослаб.
Там, где это произошло, со стороны тьмы пытались прорваться неясные темные
тени. На невидимый барьер с резким писком налетали нетопыри, а по углам мерцали
зловещие желтые глаза, погасавшие в одном месте, но тотчас вспыхивающие в
другом. Сияющие жар-птицы на светлой стороне тревожно хлопали крыльями и
распушали хвосты, разбрызгивая во все стороны радужные искры.
Чутко прислушиваясь к каждому шороху, друзья добрались до
преподавательского этажа, где, внезапно выплыв из стены, путь им преградило
привидение стонущей дамы в шляпке с розочками.
– Прекрасная ночь, дорогие мои. Как ваше
здоровье? – заламывая руки, надрывно спросила она.
Таня хотела ответить, но Баб-Ягун дернул ее за руку:
– Тшш! Не вздумай с ней заговорить! Это же Недолеченная
Дама! Если ей сказать хоть слово, она всю ночь не отцепится!
– Почему вы молчите? Я же спросила: как ваше здоровье?
Неужели так трудно ответить? – укоризненно переспросила Дама. Ее бледное,
наполовину прозрачное лицо выражало благородное недоумение.
Тане стало неловко, и, несмотря на предупреждение Баб-Ягуна,
она буркнула: «Нормально». В тот же миг лицо Дамы переменилось. Оно раздулось
до размеров хорошего арбуза, рот стал широким, как щель почтового ящика, и из
него, как из пулемета, посыпались слова:
– Нормально? Как вам не стыдно! О, а вот вы знаете...
мое здоровье ужасно... Сегодня весь день у меня прыгает давление, а после обеда
стали неметь ноги. Я так думаю, это не к добру. Кто-нибудь должен обязательно
умереть в самое ближайшее время. Вот увидите! Когда у меня немеют ноги,
обязательно кто-нибудь умирает. А пока хотите посмотреть на мое горло? Я
уверена, вас растрогает, какое оно красное...
– Бежим! – завопил Ванька, и они рванули по
коридору. Недолеченная Дама, не отставая, летела следом и заунывно жаловалась
на свои недуги, умоляя то пощупать ей пульс, то взглянуть, какой вялый у нее
язык.
