Но разгневанный, чихающий от злости Поклеп был уже рядом, и
его близость вынуждала пойти на отчаянный шаг.
– Ну что же вы? – крикнула Таня и первой бросилась
по ступенькам подвальной лестницы.
Едва они спустились на десяток пролетов, как со всех сторон
сомкнулся мрак. Голос Поклеп Поклепыча, призывающий на их головы всяческие
несчастья, растаял вдали. Напоследок они слышали, как он, добежав до лестницы,
крикнул вниз:
– Эй, кто бы вы ни были, обратно вам уже не подняться!
Я наложу на лестницу тройное распознающее заклятие, которое не снимет сам
Сарданапал! Если вы сунетесь – сразу пожалеете! Пусть вас сожрет нежить или
схватят циклопы!
В кромешной темноте они продолжали спускаться вниз, пока
наконец лестница не закончилась. Так глубоко под Тибидохс Таня никогда не
забиралась. Во все стороны отходили десятки прямых коридоров, освещенных лишь
факелами, вспыхивающими при их приближении и сразу же меркнущими.
– Вы слышали, что сказал Поклеп? Этот путь отрезан. Мы
должны найти другую лестницу, которая ведет в Большую Башню. Я точно знаю, она
где-то должна быть... Кажется, вон там, – проговорил Баб-Ягун.
Он решительно направился по одному из коридоров, но на пути
у них внезапно выросла потрескивающая преграда, от которой во все стороны
сыпались красные обжигающие искры. Ванька Валялкин эксперимента ради сунул
сквозь нее факел, который снял со стены, но в тот же миг что-то сверкнуло, и та
часть факела, что вошла в соприкосновение с преградой, обратилась в пепел.
– Чтоб Поклеп треснул со своими заклинаниями! Тут нам
не пройти! – огорчился Баб-Ягун. – Придется петлять по лабиринтам,
искать, нельзя ли где-нибудь обойти.
Путь по лабиринту не мог завершиться ничем хорошим. Это было
ясно с самого начала, но все равно Таня помалкивала, во всяком случае, до тех
пор, пока они окончательно не поняли, что заблудились. Все коридоры были
абсолютно похожи, а в ответвлениях, которые могли вывести к нужной лестнице, на
их пути обязательно возникали магические преграды. Похоже, Поклеп и Зубодериха
потрудились на славу.
Наконец, окончательно осознав, что сбились с пути, Таня, а
за ней и Ванька с Баб-Ягуном остановились и стали держать совет.
– Конечно, мы можем произнести призывающее заклинание,
и тогда нас найдут, да только не хочется мне что-то его произносить... Ненавижу
вытирать нос по команде, а Поклеп нас точно подвергнет подчинению, если
доберется до нас первым, – сказал Ванька Валялкин. – А вообще,
странные тут подвалы: какие-то подозрительно тихие.
– Угу, – согласилась Таня. – Нам говорили,
что тут полно нежити, а я ее почему-то вообще не вижу.
– Тшш! Зато она нас видит, – сдавленно произнес
Баб-Ягун, внезапно хватая Таню за руку и показывая ей на что-то, происходящее
за ее спиной. Таня обернулась. Из ближайшего темного коридора на них смотрели
горящие ненавистью глаза.
– Огнис! – крикнул Ванька Валялкин и, выпустив из
кольца искру, осветил коридор.
Таня разглядела жесткую шерсть и знакомые желтые рожки.
Агух! В руках болотный хмырь держал короткую трубку, в которую торопливо
всовывал иглу с темной каплей на конце.
– Ты умреш-шь! Умреш-шь! В страш-шных муках-х! –
прошипел он.
– Берегись! – крикнула Таня, резко бросаясь в сторону.
В следующий миг игла ударилась в камень там, где только что
было ее лицо, и сломалась. А Агух, бормоча проклятия, уже торопливо заряжал
трубку новой иглой.
– Мотис-ботис-обормотис! – поспешно воскликнула
Таня. Вот когда пригодились уроки Медузии и изнурительная зубрежка! Недаром
Медузия говорила, что настоящий волшебник должен не просто знать заклинание, а
отработать его до автоматизма.
Выронив трубку, болотный хмырь рухнул во весь рост, а потом
вскочил и быстро метнулся куда-то в переплетение темных коридоров.
– Скорее! Он нас выведет! А ну стой! – крикнул
Баб-Ягун и кинулся за Агухом.
Перепуганный хмырь, подпрыгивая на бегу и прищелкивая
кривыми ножками, ловко петлял по лабиринту, выбирая порой самые невероятные
лазейки. Так, добежав до магической преграды, он не помчался на нее, что
грозило мгновенной смертью, а резко метнулся прямо на стену и, пройдя сквозь
нее, исчез. Это было тем поразительнее, что болотные хмыри не обладали
способностью проходить сквозь твердые предметы. Разогнавшийся Баб-Ягун,
понимая, что не успевает остановиться, вытянул вперед руки, желая хоть как-то
смягчить удар, но никакого удара не было. Миг – и он оказался с той стороны
стены в коротком коридоре, который заканчивался большим залом, откуда доносился
чей-то хохот и шлепанье карт.
Агух куда-то исчез, да только Баб-Ягуну он был больше не
нужен. Баб-Ягун осторожно повернулся и увидел там, где он только что прошел,
полукруглую небольшую арку, затянутую словно золотистой завесой. Сразу за аркой
стояли Ванька Валялкин и Таня и, определенно не видя его, озирались.
Баб-Ягун улыбнулся. Он уже сообразил, что золотистая арка –
скрытый проход, который они никогда не обнаружили бы, если бы не улепетывающий
хмырь, изучивший здесь все лазы. Не отказав себе в удовольствии, Баб-Ягун
просунул сквозь арку руку и внезапно схватил Ваньку за шиворот. Тот сдавленно
захрипел от ужаса, когда чья-то рука, пройдя сквозь сплошную стену, вцепилась
ему в воротник, и перестал вырываться только тогда, когда из стены высунулась
еще и голова его приятеля.
– Тихо! – зашептал Баб-Ягун. – Пробирайтесь
ко мне!
– Сквозь стену? Я тебе не привидение! –
возмутилась Таня, подозрительно разглядывая торчащую из камня толстощекую
голову своего приятеля и его курносый нос с дырочками ноздрей.
– А я что, привидение? Это магия такая! –
рассердился Баб-Ягун.
Вначале Таня, а за ней и Ванька прошли сквозь стену и,
прокравшись по коридору, осторожно высунули головы. Они стояли у входа в
большой зал с закопченным сводчатым потолком. Всю дальнюю стену занимали
огромные медные ворота с ручками в форме львиных голов, держащих в зубах
кольца.
Недалеко от ворот перед горящим костром сидели
богатыри-вышибалы Усыня, Горыня и Дубыня и играли в самотасующиеся карты. Усыня
как раз проиграл, и карты, подскакивая, били его по носу под хохот довольных
братьев. На костре тем временем коптился целый бык, нанизанный на вертел.
Изредка из широкой боковой галереи показывались марширующие с секирами и
дубинками циклопы и, истекая голодной слюной, бросали на быка жадные взгляды.
Тогда кто-нибудь из богатырей-вышибал поднимался и грозил циклопам здоровенным,
с хороший молот, кулаком. После этого интернационального жеста даже туповатым
циклопам становилось понятно, что богатыри не склонны делиться с ними обедом.
