Стремясь различить слова, титаны повернули к ней заросшие
уши и закивали. Теперь Тане стало ясно, почему перстень сорвался с ее пальца и
выбросил искру. Он откликнулся на свою же магию, которую сам же произвел много
лет назад, когда был на пальце у ее отца – Леопольда.
– Ч-и с ни? По-у о-и не прихо?.. – невнятно
выговорил Бриарей.
– Они мертвы... Чума-дель-Торт убила их, – с
трудом выговорила Таня.
– Чуа-е-То... Чуа-е-То! – повторили Гиетт и Котт,
и ненависть перекосила их лица.
С ужасной силой они стали бить кулаками в стены. Посыпалась
гранитная крошка. Казалось, весь Тибидохс наверху заходил ходуном. Таня упала и
зажала руками уши. Заметив это, титаны, спохватившись, остановились. Таня
увидела, что многие головы плачут, и крупные слезы путаются в их взлохмаченных
бородах.
– Т-ои роди-ели бы-и хоро-ие лю-и! – всхлипывая,
прогудела главная голова Бриарея. – О-и жа-ели нас и хо-ели нам по-очь.
По-отому и сде-али этот ход. Ты то-а бы-а сов-ем ма-енькая. Лео-льд ста-ался
дать тебе наде-ую за-иту, что-ы ты мо-а ни-его не бояться, и ему это уда-ось.
Ты от-яла у Чу-ы всю ее си-у. Но будь осторо-а: Чума может ве-уть ее. Мы ее все
нена-идим. Мы чу-уст-ем: во-оса больше нет, а Чу-а где-о ря-ом...
Внезапно крайней голове Бриарея пришла какая-то мысль, она
шепнула ее той голове, что была рядом, та шепнула следующей, и наконец волна
докатилась и до главной говорящей головы титана. Вслед за этим несколько дюжин
рук стали поспешно рыться по карманам, пока в руки Тане не лег средних размеров
глиняный кувшин, запечатанный сургучом. Громадная ладонь держала его бережно,
опасаясь раздавить.
– Зде-есь ды-ание Зем-и, ко-орое дает си-у. Используй
ее, ко-а о-а будет тебе ну-а. Мы хо-ели дать такой же пузырек Леопольду, но он
от-а-ался. Ате-ерь и-и! П-ощай и не за-удь нас!
Таня машинально прижала к себе кувшин. Бриарей поднял ладонь
и с усилием просунул руку в узкую щель, через которую Таня сюда и попала.
Ухватившись за плиту, девочка с трудом выбралась наружу, и тотчас ступенька с
негромким щелчком встала на прежнее место. Когда Таня выпрямилась и Баб-Ягун с
Ванькой Валялкиным увидели ее, то уставились на нее так, будто она поднялась из
мира мертвых.
– Где ты была? Мы видели, как ты спускалась, а потом
вдруг раз! – и куда-то исчезла, а потом где-то внизу как заревет! –
воскликнул Ванька, бросаясь к ней.
– Я провалилась... провалилась туда, под
лестницу, – выдохнула Таня, испытывая облегчение, что вырвалась из тесного
подземелья.
– Провалилась? Туда? Но постой, там же... Только не
ври, что ты была у титанов! – потребовал Баб-Ягун, но, вглядевшись в
Танино лицо, буквально сполз на пол. – О нет! Это невероятно! Там же никто
не бывал! – простонал он.
Таня понимала огорчение своего приятеля. Раньше во всем
Тибидохсе один лишь Баб-Ягун ухитрялся влипать в немыслимое количество историй.
Теперь же она его переплюнула, да еще как! Естественно, самолюбивый внук Ягге
был подавлен. Зато Ванька, кажется, искренне гордился ее успехом. На его чумазом
лице широко расползлась счастливая улыбка.
– Что вы тут делаете? Были у Жутких Ворот? А Сарданапал
об этом знает? – Рядом послышался неприятный хохот, и из стены выглянул
Поручик Ржевский.
Таня обернулась к нему и едва не завопила. Ножи из спины Поручика
куда-то пропали, зато вместо головы у него красовалось большое чугунное ядро.
– Небольшое ранение. Вот такусенькая пролетела! Почти
что миллиметраж! – пояснил очень довольный Ржевский и, заржав своей шутке,
полетел демонстрировать ядро Усыне, Горыне и Дубыне.
– Думаешь, скажет Сарданапалу, где нас видел? –
спросил Ванька.
– Не знаю. Может, забудет. Видишь, как он доволен, что
сменял где-то голову на ядро, – пожал плечами Ванька. Он еще раз оглядел
Таню и весело добавил:
– Ты, кстати, значок потеряла. Воображаю, как огорчится
Шурасик, если не увидит завтра на тебе свое дружильное сердечко.
– Да, жалко... Но не лезть же за ним к титанам? –
сказала Таня и вдруг расхохоталась.
– Чего ты заливаешься? Надо мной, что ли? –
подозрительно спросил Баб-Ягун, одергивая свой злодейский балахон. Внук Ягге
уже жалел, что надел его. Оно, конечно, для маскировки хорошо, да уж больно
нелепо.
– При чем тут ты? Я представила себе титанов с
«дружильным» значком Шурасика на груди... – едва выговорила Таня, и теперь
уже засмеялись все, включая Баб-Ягуна.
Поднявшись по ведущей из подвала лестнице, они вновь
уткнулись в сплошную стену.
– Неужели Поклеп замуровал этот ход? – недоверчиво
пробормотал Ванька, ощупывая массивные валуны кладки. – Быть не может,
чтоб он хотя бы невидимой арки не оставил.
После десятиминутных поисков невидимая арка все-таки
нашлась, и они вышли прямо между двумя мраморными атлантами, стоявшими у входа
в Большую Башню. Оба мраморных атланта негромко похрапывали, продолжая держать
на своих могучих плечах свод.
– А я-то думал: чего они тут торчат, вроде как при
деле? Оказывается, тут скрытая арка! – прошептал Баб-Ягун и, на цыпочках
проскочив мимо них, нырнул в Зал Двух Стихий. Таня и Ванька последовали за ним.
Вскоре они благополучно пробрались на жилой этаж, ухитрившись не попасться на
глаза взбешенному Поклепу, упорно подкарауливающему их у другой лестницы.
Гробыня дрыхла на своей кровати, накрытая с головой Черными Шторами, которые
ухитрились-таки сползти с карниза. Вредные Шторы противненько хихикали. Должно
быть, они подглядывали Гробынины сны, чтобы завтра целый день, летая по школе,
показывать их всему Тибидохсу.
Таня хотела согнать их заклинанием «Дрыгус-брыгус», но
обнаружила, что смертельно устала. Она поставила глиняный кувшинчик под
кровать, спрятав его в футляр с контрабасом, рухнула поверх одеяла и уснула...
Глава 13
Обережное зелье
На другой день до обеда Поклеп Поклепыч собрал всех в Зале
Двух Стихий. Его одутловатое лицо тряслось от гнева, а под глазами были мешки.
Таня догадалась, что он не спал всю ночь, карауля лестницу, ведущую в подвал с
учительского этажа. Рядом с завучем стояли академик Черноморов и Медузия,
выглядевшие ничуть не менее строго. Однако суровый вид не мешал Медузии
морщиться и отодвигаться от Поклепа, распространявшего резкий и неприятный
запах. Похоже было, что он вновь, как и в ту ночь, когда Таня видела его в
Башне Привидений, натерся чем-то вонючим.
