– Ты меня не понял. Это ничего не значит. Ты очень
милый, и я вовсе над тобой не смеюсь. И без этого идио... очень милого
сердечка. А теперь я побежала. Спокойной ночи! Чмок-чмок!
Махнув Шурасику рукой и мигом выбросив его из головы, она
кинулась по коридору за Баб-Ягуном, но тот уже куда-то подевался, а сама Таня
еще не настолько знала Тибидохс, чтобы отыскать магпункт самостоятельно.
Вздохнув, она отправилась в свою комнату, чтобы доделать
уроки. Завтра по расписанию была еще тренировка по драконболу, поэтому надо
было вызубрить все и на послезавтра. Тем более что Зубодериха, словно белены
объевшись, задавала им каждый раз по четыре главы, не считая здоровенных
заклинаний, которые надо было учить наизусть.
Шурасик все еще истуканом торчал у ее дверей, и Таня сделала
вид, что его не заметила. «Это же надо было, чтобы он в меня влюбился! Везет
мне на Генок Бульоновых!» – подумала она.
Гробыня, зевая, уже укладывалась спать. Обнаружив, что Таня
собирается заниматься, она устроила скандал и угомонилась, лишь когда Таня
обещала охранять ее от Черных Штор.
– А то мало ли какая чушь тебе сегодня приснится? Вроде
Юрки Идиотсюдова с букетом репейника, который скачет верхом на Гуне Гломове
признаваться тебе в любви, – хмыкнула Таня, и Гробыня поспешно прикусила
язычок.
– Только больше никому не говори, а то я тебя
сглажу... – буркнула она, нырнула под одеяло, и вскоре, судя по счастливому
выражению лица, ей стал сниться тот же сон.
Черные Шторы язвительно захихикали и от собственной
вредности даже завязались в узел.
Таня закончила нежитеведение, написала несколько рецептов по
практической магии и уже взялась зашивать Ванькину майку, как вдруг ощутила...
Она даже сама не . могла толком описать, что именно... Неясная тревога
разлилась вдруг от кончика ее носа и по всему телу... Таня не смогла усидеть на
месте и вскочила. Гробыня как ни в чем не бывало посапывала на кровати, Черные
Шторы вяло шевелились, как видно, прикидывая, как им еще напроказить. Все было
как будто спокойно, но вот тревога никуда не уходила, а только усиливалась.
Внезапно в дверь коротко постучали, и Таня услышала
взволнованный голос Баб-Ягуна, просящего открыть.
Таня открыла. Баб-Ягун, бледный как мертвец, привалился к
стене.
– Слушай! Я спрашивал у бабушки про обережное зелье.
Она говорит, что такое действительно есть, но на вкус оно сладкое. А от того,
что дал нам Сарданапал, у меня едва скулы не свело! – с трудом выговорил
он.
– Так, значит, то зелье было не...
– Да, не обережное... Сарданапал под видом его дал нам
что-то другое... И знаешь, я как-то странно себя чувствую... – Баб-Ягун
пошатнулся и сполз по стене на пол. Песочные часы, которые он держал в руке,
упали и разбились с негромким хлопком. Но и без того уже ясно было, что весь
песок из них вытек... Время вышло...
Таня бросилась к Баб-Ягуну и стала тормошить его, но тело
Баб-Ягуна, лежащее на ковре, точно окостенело. Оно было твердое и застывшее.
Таня осторожно постучала ему по руке, и рука Баб-Ягуна отозвалась стуком, как
отзывается деревянная дверь или столешница. Прижавшись ухом к его груди, Таня
услышала, что сердце Баб-Ягуна стучит, но стучит редко и глухо.
– Эй, вставай! Беги в магпункт! Да проснись же ты!
Беда! – закричала Таня, бросаясь к кровати и начиная расталкивать Гробыню.
Но ее соседка упорно не открывала глаз, а еще через минуту
Таня вдруг поняла, что Гробынина рука, которую она трясет, такая же тяжелая и
одеревеневшая, как и у Баб-Ягуна. Охваченная ужасным подозрением, она рванулась
в соседнюю спальню, к Дусе Пупсиковой и Верке Попугаевой, и, шепнув взломное
заклятие «Туманус прошмыгус», нырнула туда. Дуся Пупсикова и Верка Попугаева
лежали на своих кроватях неподвижные, как статуи.
«Эта ночь будет длинной, очень длинной!» – вспомнила Таня
слова Сарданапала и его непонятный смешок. Почему он так сказал? Имели ли его
слова какой-то скрытый смысл? Теперь ответ на эти вопросы был уже ясен.
Таня обежала еще несколько комнат, но везде было то же
самое. Все, кто выпил вечером зелье Сарданапала, одеревенели и почти не
подавали признаков жизни, если не считать слабого сердцебиения. Неужели
Сарданапал мог перейти на сторону Чумы-дель-Торт, он, основатель Тибидохса? А они,
дураки, еще подозревали Поклепа Поклепыча и профессора Клоппа. Будто не ясно
предупреждало пророчество:
Коварство бессмертных нельзя угадать -
Предаст даже тот, кто не может предать.
«А разве Сарданапал мог предать? Конечно, нет... Вот
пророчество и сбылось», – подумала Таня. Она и не заметила, как вновь
оказалась в своей комнате. Ноги сами принесли ее. Из разбитых песочных часов
вытекал синеватый туман, складываясь в дрожащие, неприятных очертаний буквы:
«Надеюсь, ты уже увидела, что умеет Деревянный Демон. Теперь
никто не помешает мне. Сегодня после полуночи я открою Жуткие Ворота.
Чума-дель-Торт».
Таня невольно взглянула на часы. Единственная стрелка уже
приближалась к самой верхней черточке. До полуночи оставалось не более десяти
минут. Чума-дель-Торт, мерзкое чудовище, вырвавшееся из темниц Тибидохса,
убийца ее родителей, уже внизу. Скоро она откроет ворота, и тогда в мир широким
потоком хлынет хаос.
Внезапно Таня пошатнулась. Ей почудилось, будто книга ее
памяти, закрытая с младенчества, распахнулась на первых страницах жизни. В ушах
у девочки настойчиво зазвучали голоса:
«У, какая смуглая малютка! Иди на ручки к тетушке Чуме! А
вы, Гроттеры, стоять, если хотите жить!» – прохрипел кто-то.
«Убирайся! Не трогай девочку!» – крикнул мужской голос.
Отвратительный скрипучий смех – и почти сразу высокий
женский визг, после которого Таня услышала детский плач – свой плач.
«Вот тебе! Получай!» – крикнул мужчина. Послышалось
негромкое потрескивание, которое бывает, когда пускаешь искры. Целый град искр.
Кольцо на пальце у Тани раскалилось.
"Искры? Неужели вы думаете, что мне повредит этот
зеленый дождик и хилые белые заклинания? Ползи, мой скорпиончик! Убей ее у них
на глазах!
А потом... потом вы отдадите мне то, что мне нужно!" –
прошипел кто-то.
Прежде Таня никогда и ни к кому не испытывала ненависти.
Даже тетя Нинель и Пипа, часто оскорблявшие ее, не вызывали у нее такого
чувства. Она не любила их, но не более того. Нет, она не простит Чуме-дель-Торт
смерти родителей, не даст ей открыть Жуткие Ворота.
