Нет... Это просто открылась дверь магпункта. Таня с трудом
разлепила веки. Над ней склонилось участливое лицо Медузии. Рядом добродушно
шевелились усы академика Сарданапала. Ягге, озабоченно морщась, нашептывала
что-то над большой чашей. Поклеп Покле-пыч, сурово скрестив на груди руки,
маятником метался вдоль окна.
– Скорее... Там Чума... В подвале... – прошептала
Таня. Голос звучал слабо. Пересохшие губы спеклись.
Услышав ее шепот, все четверо магов повернулись к ней. На их
лицах Таня заметила явное облегчение.
– Не волнуйся! Все хорошо. Чумы-дель-Торт больше не
существует... Теперь она действительно Та-Кого-Нет, – успокаивающе
произнес Сарданапал.
Таня ему не поверила. Отвратительное лицо Чумы все еще
стояло у нее в памяти.
– Как нет? У нее Талисман Четырех Стихий... Она отняла
его у меня, а потом... – Девочка попыталась приподняться, но бессильно
упала на подушку.
Усы Сарданапала виновато поникли, но почти сразу же взмыли
вверх.
– Талисмана Четырех Стихий больше нет... Вспомни, он и был
твоей родинкой. К сожалению, талисманы, даже самые лучшие из них, очень хрупки.
Он не достался Чуме, но не достался и нам. Кто знает, может, оно и к лучшему?
К Тане, переваливаясь, подошла Ягге и, сурово посмотрев на
Сарданапала, заставила ее выпить из чашки нечто мятное, вкусное.
– Это что еще за фокусы! Цельный день девочка без
памяти лежала, а вы на нее точно коршуны налетели! Сейчас вот шугану всех из
палаты!
Пока Ягге вытирала ей губы, Таня продолжала вопросительно
смотреть на академика. Тот, словно сдаваясь, развел руками и повернулся к
доценту Горгоновой.
– Я думаю, Медузия, мы должны ей объяснить... Она
изведется от беспокойства...
Медузия улыбнулась одними глазами.
– Когда Чума разрубила мечом кувшин, то выпустила силу
Земли, а сила Земли, в свою очередь, вызволила из заточения титанов. Я думаю,
титаны и дали тебе этот горшок, рассчитывая на нечто подобное. Им было нужно,
чтобы кто-то открыл его, но не у них в темнице, а снаружи... Потом Котт, Гиетт
и Бриарей ворвались в подвал и расправились с Той-Кого-Нет... Раздавили ее как
букашку... Чума ничего не смогла сделать: бессмертным титанам никто не
страшен... Но, сражаясь с Чумой, эти сторукие вояки разнесли добрую половину
Тибидохса. Не пострадали лишь Жуткие Ворота и Большая Башня, где, по счастью, и
были все ученики. Потом титаны перенесли тебя из развалин на уцелевшую
половину, а сами ушли... После того как они справились с Чумой, мы, разумеется,
не могли уже вернуть их в заточение. Это было бы несправедливо. К тому же у нас
и без того было дел по горло. Нужно было еще снять со всех сонную магию... А
тут еще эти привидения под ногами путаются. Поручик Ржевский вопит, что не
будет жить в подвале и уйдет в мир к лопухоидам.
– Да никуды он не уйдет, пугало огородное! Очень он им
там нужен со своими хиханьками... – не выдержала Ягге.
Сарданапал и Медузия улыбнулись. Похоже, они были с ней
вполне согласны.
– Так вот что значила последняя часть пророчества, что
я сотру Тибидохс. Я и правда его стерла, выпустив титанов, – виновато
сказала Таня.
Сарданапал кивнул:
– Тебя никто не винит. И потом, другого выхода у тебя
не было. Иначе с Чумой-дель-Торт было не справиться. Мы еще дешево отделались.
Это признает даже Поклеп Поклепыч! Не правда ли? – настойчиво произнес он.
Завуч Тибидохса перестал шагать туда-сюда, поморщился, будто
у него заныли разом все зубы.
– Да никого я не виню... И вообще, я, пожалуй, пойду.
Хочу погулять по берегу пруда... У меня там одно... м-м-м... дельце, –
буркнул Поклеп Поклепыч и быстро ретировался.
Таня засмеялась, сообразив, что проказливые
карапузы-купидоны и не подумали выдернуть из сердца Поклепа свою любовную
стрелу. Что ж, для такого сухаря полезно любить кого-нибудь. Пусть даже это
русалка.
– А Деревянный Демон, которого выпустил Шурасик? Его
поймали? – спросила Таня.
Ягге прыснула в кулак. Теперь Таня поняла, в кого Баб-Ягун
такой смешливый.
– Демон-то? Дак он сдуру к титанам сунулся. Решил, что
ты там, потому что там было твое сердечко... – пояснила она. – Титаны
скатали его, как тесто, да завязали морским узлом, а сверху еще и значочек
прикололи. Для красоты.
– А где Шурасик?
– В соседней палате, в крапивной ванне...
Перевоспитывается... Он после того, как титанов увидел, малость не в себе. Чуть
что, под кровать прячется... – сказала Ягге.
Таня тревожно посмотрела на Медузию.
– Да ты не думай: он не сам такой стал, –
успокоила ее Медузия. – Чума его зомбировала, отняла у него волю. Оттого
он и в обмороки все время падал. Ничего, Ягге его вылечит. Правда, на «белом»
отделении мы его теперь точно не оставим... Эй, кто еще там? – Медузия
строго обернулась.
В двери, пыхтя под тяжестью огромного, почти великанского
подноса с шоколадными тортами, салатами, сладкой водой, пирожными ста тридцати
сортов, уже протискивались Ванька Валялкин и Баб-Ягун. Последний, кроме того,
горделиво демонстрировал Тане ее кольцо, которое явно собирался вернуть.
– Стой! А ну куда! Сказано – постельный режим! –
Ягге кинулась было их выпроваживать, но, посмотрев на внука, махнула рукой:
– Ладно, только недолго! А мы пока наливочки, а,
академик?
– Ну разве что наперсточек! – задумчиво чихнул
Сарданапал. Кончик носа у него застенчиво замигал.
А Баб-Ягун уже опустил свой великанский поднос на одеяло к
Тане. Таня подумала, что ее ждет отличный вечер. И еще сотни и тысячи отличных
дней...
