– Вы можете и не делать поспешных выводов, но тем не менее
не исключено, что эти ваши выводы будут ложными.
– Полагаете – она невиновна?
– Головой ручаюсь.
– Могу я поинтересоваться, в каких вы с ней отношениях?
– Я ее друг, мистер Мейсон.
– Романтическая привязанность?
Доктор Кандлер почесал подбородок.
– Если я и поднялся посреди ночи с постели, то не для того,
чтобы быть подвергнутым перекрестному допросу. Поверьте, что к Арлен Дюваль я
испытываю самое глубокое уважение, а по отношению к ее отцу – считаю себя
близким другом. Ему крупно не повезло…
– Вы думаете – он невиновен?
– Вне всяких сомнений! – Доктор не сумел скрыть своих
эмоций. – Он оказался козлом отпущения только лишь потому, что ни полиция, ни
страховая компания не нашли тогда никого другого, на кого можно было бы
навесить это преступление.
– Но они обнаружили у него украденные деньги!..
– Да. Так они заявили. Не забывайте, что деньги те были у
него обнаружены некоторое время спустя после их пропажи. Несомненно, что лицо,
совершившее данное преступление, – работник банка. Кто-то, кто имел доступ к
погашенным чекам. А раз так, то почему он не мог бы завладеть на время
бумажником Колтона Дюваля и подсунуть ему часть исчезнувших купюр?
– Да, это идея, – сказал Мейсон.
– Конечно! – Кандлер ехидно усмехнулся. – И она должна бы
была прийти вам в голову.
– Меня она посещала. Я готов к рассмотрению любой
возможности.
– Я вижу.
– Знаете, доктор, почему я к вам пришел? Потому что на
данном этапе я способен принять вашу точку зрения. Но у меня вопрос: Арлен
Дюваль сейчас получает откуда-то деньги – откуда? Может быть, вы ей даете?
– Не я, но… другой человек.
– Кто?
– Не знаю. Но хотел бы знать.
– Она не говорит даже вам?
– Хорошо, я объясню. Арлен Дюваль полностью мне доверилась.
Я очень многое знаю о ней, и я в курсе данного дела, но остается один-единственный
аспект, один пункт, по которому она мне не может раскрыться, потому что связана
клятвой, – она пообещала.
– И этот пункт касается…
– …личности человека, снабжающего ее деньгами, – закончил
Кандлер. – Все остальное я знаю. Знаю, что завтра до девяти тридцати утра она
заплатит вам задаток в полторы тысячи долларов. Знаю, что она это сделает. Но
кто ей дает деньги – я не знаю.
– Но кто-то, вы говорите, дает?
– Да.
– Она сказала вам это?
– Да.
– Она доверяет вам до такой степени?
– Да.
– А почему этот неизвестный дает деньги?
– Не могу ответить. Приходится только догадываться. Мне
кажется, вся стратегия в целом неверна. Очевидно, что этот неизвестный
благодетель не может допустить, чтобы в деле фигурировало его имя, как очевидно
и то, что он полностью убежден в непричастности к ограблению Колтона Дюваля.
Убежден не меньше, чем я. Он хочет вытащить Дюваля из-за решетки. Покуда власти
считают, что деньги похитил и спрятал отец Арлен, и покуда он не признается в
этом, они будут держать его в тюрьме. Но, однако, стоит им почувствовать, что
дочь Дюваля эти деньги нашла – а власти, не забывайте этого, мистер Мейсон,
нисколько не сомневаются в виновности Дюваля – и начала их тратить, то повод и
дальше держать отца в камере отпадает.
В таком случае власти могут посчитать дальнейшее содержание
Колтона Дюваля под стражей нецелесообразным и выпустят его с расчетом, что отец
с дочерью все равно рано или поздно, но как-нибудь договорятся. Их следующим
шагом будет засечь Дюваля тратящим пропавшую наличность, заставить отчитаться –
где взял и от кого, а затем прервать его досрочное освобождение. Дочь при таких
обстоятельствах можно будет привлечь как сообщницу, и вот тогда-то появится
шанс возвратить похищенные деньги. Таков, по моему разумению, ход мыслей
неизвестного финансового покровителя Арлен. Он считает, что таким образом
положил наживку в капкан, и ждет, когда в капкан попадутся те, в чьей власти
отпустить Дюваля досрочно на поруки.
– Я не склонен согласиться с таким ходом рассуждений, –
заметил Мейсон.
– И я тоже. По-моему, это какая-то ослиная прямолинейность,
которая запросто может обернуться против ее же инициатора. Я спорил с Арлен,
много спорил. Но, несмотря ни на что, она не желает нарушать данного обещания,
не хочет подвести таинственного друга и говорит, что намерена следовать его
указаниям по меньшей мере полтора года.
– Вы верите в эту историю?
– Да, сэр. Не сомневаюсь ни в едином слове. И только лишь
потому, что это говорила Арлен.
– А если бы это вам рассказал кто-либо другой, в ком вы не
так сильно уверены и кто не представляет для вас такого, давайте скажем
романтического, интереса, не показалось ли бы вам тогда, что все это
совершеннейший абсурд?
– Возможно.
– Какие-нибудь догадки, кто это может быть?
– Я думаю – это служащий банка.
– Тот, кто организовал похищение с самого начала и чувствует
теперь укоры совести за то, что в тюрьму угодил Дюваль?
– Такая мысль приходила мне в голову, – признался Кандлер,
потом сухо добавил: – Даже преследовала меня. Если бы меня попросили дать ответ
не раздумывая, то я бы, пожалуй, ответил, что сей таинственный покровитель – не
кто иной, как сам Эдвард Б. Марлоу, президент банка.
– Почему он?
– Потому что, как президент, он выступал в качестве орудия
для вынесения наказания Колтону Дювалю. Человек он состоятельный и независимый,
а к тому же честный и порядочный. А сейчас у него появились сомнения
относительно вины Дюваля. И в его положении он, естественно, не может
допустить, чтобы в деле всплыло его имя. У него в руках достаточно рычагов,
чтобы снабдить деньгами Арлен, заявить о них как о даре, заплатить
соответствующий налог на дарение и урегулировать все с чиновниками, следящими
за взиманием подоходного налога, так что дальше их информация никуда не
просочится. До сих пор налоговые инспекторы оставались в стороне и в полицию от
них ничего не поступало. Вы не станете отрицать, мистер Мейсон, что за всем
этим кроется солидный человек с большим влиянием?..
– Что-нибудь еще? – спросил Мейсон. – Есть ли у вас другие
предположения?
Доктор Кандлер снова почесал подбородок, погладил пальцами
щетину на щеке, как бы раздумывая – побриться, перед тем как ложиться, или
подождать до утра, – и промолчал.
