– Напечатаны на машинке, в типографии или написаны ручкой?
– Написаны ручкой.
– Разборчиво?
– Разборчивей не бывает! Почерк как у архитектора.
– Превосходно, – удовлетворенно констатировал фотограф. –
Тогда можно будет сделать одиннадцать на четырнадцать, и снимок выйдет не хуже
оригинала. Если, конечно, ваш коллега правильно навел резкость.
– О резкости не беспокойтесь, – заметил Дрейк, – пусть это
вас не волнует.
– Замечательно. Но все равно, он должен был стоять как
минимум в трех футах и…
– Он использовал дополнительную насадку к объективу.
– О, – фотограф с облегчением вздохнул, – в таком случае это
будет раз плюнуть!
– Можно с вами в темную комнату?
– Зачем? В этом нет никакой необходимости. Вы можете только
навредить. Все делается в абсолютной темноте, и вы ровным счетом ничего не
увидите. А бывает, что, стоя вот так рядом, люди начинают совать везде руки,
нервничать, и не успеешь оглянуться, а он уже, сам того не сознавая, достал
сигарету, чиркнул спичкой, и… но потом уже поздно. Начинаем эту сигарету
тушить, идет дым – нет, вы лучше оставайтесь здесь.
Знакомый Дрейка исчез за темной занавеской.
– Ничего не попишешь, придется ждать. – Пол обошел студию,
изучая висевшие повсюду на стенах наспех прилепленные фотографии полуголых
красоток.
Мейсон присоединился к нему.
Делла Стрит лукаво прищурилась:
– Я вам не мешаю? А то это студия для одиноких мужчин.
– Все подобные заведения на один манер, – заявил Дрейк, –
зайди в любое, всюду одно и то же. Голые, полуголые, хоть анфас, хоть в
профиль. Взгляни-ка сюда, Перри, нравится?
Делла Стрит посмотрела, куда указывал Пол, и насмешливо
съязвила:
– Я молюсь, чтобы обуявшие вас земные страсти не повлияли на
ваш аппетит!
– Кстати, – Дрейк оторвался от созерцания стройных ножек и
бюстов, – мы же можем пойти и поесть на скорую руку, пока делаются фотографии.
– Сколько времени займет этот процесс? – спросил Мейсон.
– Насколько мне известно, восемнадцать минут в проявителе, а
затем минут пятнадцать в гипосульфите, то есть закрепителе. А ведь сколько-то
еще уйдет на промывку… да, у нас есть минут сорок – сорок пять!
В этот момент в комнату вошел фотограф.
– Как идут дела? – поинтересовался Мейсон.
– Нормально. Уже в растворе.
– Когда будут готовы?
– Проявитель я залил две минуты назад, то есть еще
шестнадцать, температура поддерживается, потом промывка, потом закрепитель,
окончательная промывка, но у меня есть добавки – закрепление можем сократить и
высушить по-быстрому.
– Когда можно посмотреть, что получилось? – настаивал
Мейсон.
– Первый раз можно взглянуть после того, как закрепятся,
минимум минут пять.
– То есть через двадцать пять минут?
– Даже немного раньше. Двадцать две минуты, двадцать три…
– Отлично! Тогда мы идем выпить по коктейлю. А когда
вернемся и посмотрим негативы, отправимся ужинать. К этому времени вы сумеете,
наверное, напечатать нам фотографии?
– О’кей! Желаете на глянцевой?
– А на ней лучше видно?
– Да.
– Тогда, естественно, на глянцевой.
– Договорились. Я буду в лаборатории.
– Я бы с удовольствием предложил вам выпить, – сказал
Мейсон, – но…
– Все нормально, такова моя работа. Кто-то должен остаться и
делать фотографии.
Приятель Дрейка посмотрел на Деллу Стрит и улыбнулся:
– Я извиняюсь за обилие женских форм на стенах, но женщины,
как правило, сюда не приходят, а посетители-мужчины без этого не могут. К тому
же ребята, которые работают со мной, не прочь иногда побаловаться с камерой,
вот и хвастают друг перед другом.
– Я не в счет, – ничуть не смутившись, ответила Делла, –
висят и пусть висят. Лишь бы вместо еды этим господам не захотелось чего-нибудь
еще, я умираю с голоду.
– Прекрасно! Значит, я жду вас через двадцать пять минут.
Негативы будут еще влажные, но на свет уже сможем определить. У вашего коллеги
замечательная камера. Если знать, как ею пользоваться, можно снять все, что
угодно.
Дрейк взял Деллу под руку:
– Мой коллега знает, как пользоваться фотокамерой.
Войдя в лифт и нажав кнопку, Пол заметил:
– Ненавижу лифты в таких домах. Ползают, как улитки. Я здесь
бывал и раньше – заказывал фотографии, поэтому знаю. Обычно посетители
пережидают в баре, это совсем рядом. Там хорошо обслуживают и отличные сухие
бутерброды.
– Первый бутерброд мне, – подняла руку Делла Стрит.
Когда они сели за столик, Мейсон для себя и для своего
секретаря заказал двойной бакарди, а Дрейк попросил принести сухого мартини.
Надкусив первый бутерброд, Делла Стрит сказала:
– Если, шеф, вы и впредь будете морить меня голодом, я вас
разорю. Здесь же нечего есть, а я голодна как волк!..
Подбежал мальчишка – разносчик газет.
– Кому вечерний выпуск?
Мейсон взглянул на заголовки, протянул доллар и попросил три
экземпляра. Все углубились в чтение.
Крупным шрифтом на первой полосе было набрано: «ПОХИЩЕННЫЕ
ДЕНЬГИ ОБНАРУЖЕНЫ В ТРЕЙЛЕРЕ, ПРИНАДЛЕЖАЩЕМ МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЕ».
Тут же помещались несколько фотографий Арлен Дюваль, ее
трейлера и приводились номера пропавших банкнотов.
– Не может быть! – удивился Дрейк. – Они напечатали номера.
Невероятно! Как это они решились?
– Сейчас уже нет смысла держать их в секрете, – сказал
Мейсон, – ибо большинство купюр найдены. Но я сомневаюсь, чтобы они
опубликовали весь список целиком.
Делла Стрит так увлеклась, что забыла про бутерброды.
Официант тем временем принес и поставил на стол вино.
Отложив газету в сторону, Мейсон поднял стакан.
– Ну вот вам и смятение в стане противника. Это их слегка
запутает.
– По-моему, – заметил Дрейк, – большой путаницы тут не
будет. Что скажешь об этих номерах, Перри?
– Я, Пол, сижу как на иголках. Все глаза проглядел – жду,
когда же наконец закончатся эти проклятые двадцать пять минут. Предлагаю пари –
я утверждаю, что числа на листке Сэккита есть не что иное, как номера
исчезнувших из банковской упаковки купюр на сумму в пять тысяч долларов. Согласен?
