– А он?
– Он поторопил меня. Сказал, чтобы я приняла решение как
можно скорее.
Мейсон усмехнулся:
– Ему хотелось, чтобы вы приняли решение до того, как
переговорите со мной, не правда ли?
– Да, он подразумевал это. Он даже сказал, что вы меня
отговорите.
– Знайте же, мисс Дюваль: как только вы сделаете подобное
заявление, он сможет привлечь меня к ответственности за лжесвидетельство, и это
будет означать лишение права адвокатской практики с последующим отбыванием
наказания за лжесвидетельство.
Арлен Дюваль невесело опустила глаза:
– Понимаю, мистер Мейсон.
– А вам такое в голову не приходило?
– Я знала, что господину окружному прокурору очень и очень
хочется, чтобы я подтвердила, будто вы мне сигналили. Он предлагает все, что
угодно.
– Но он не сдержит своего обещания. Он, конечно, сведет дело
к непредумышленному убийству. Это он выполнит. Но как только вы окажетесь в
тюрьме, он забудет про вас и не пошевелит и пальцем.
– Я думаю, вы правы, мистер Мейсон, но ведь это такая
большая разница – непредумышленное убийство, и… – Глаза девушки наполнились
слезами, она заплакала.
– И что?
– И убийство высшей категории. С отягчающими
обстоятельствами и так далее. Как только представлю, что меня привязывают к
холодному металлическому креслу, что я слышу, как в сосуд с кислотой падают
шарики цианида, что становится трудно дышать… О господи, я больше не выдержу!..
– Забудьте об этом, – резко оборвал ее Мейсон, – они вас
обрабатывают, пытаются сломить.
Арлен Дюваль вытерла слезы, но губы у нее дрожали.
– Куда вы пошли после того, как поняли, что Баллард мертв?
– Попыталась связаться с доктором Кандлером.
– Вам удалось?
– Нет. Я звонила по городскому. Под вымышленным именем,
естественно.
– Вы его не застали?
– Нет. Не было на месте. И сказали, что вернется около
полуночи.
– С кем вы разговаривали?
– С его медсестрой.
– Розой Трэйвис?
– Да.
– Она вам нравится?
– Я ее ненавижу, и она меня тоже терпеть не может.
– Поняла ли она, кто звонит?
– Не думаю. Я изменила голос и представилась пациенткой.
Сказала, что доктор Кандлер просил обязательно позвонить, если появятся
определенные симптомы, и… в общем, сказала, что он мне обязательно нужен.
– Вы звонили ему в офис или на дом?
– На квартиру. Он снимает специальную квартиру, куда сажает
на ночь медсестру, и она отфильтровывает ненужных пациентов. Домой ему звонить
нельзя.
– Он даже не дал вам свой незарегистрированный домашний
номер?
– Нет. Хотел, но не смог.
– Почему?
– Сказал, что этот номер известен только его личной
медсестре. Так якобы нужно для дела.
– Значит, с доктором Кандлером вам связаться не удалось?
– Нет.
– Где вас схватила полиция?
– На квартире у подруги. Я пережидала там, чтобы дозвониться
до доктора Кандлера.
– Вы ему доверяете?
– Абсолютно. Жизнь бы ему доверила.
– Но тем не менее скрыли от него тот факт, что получали
деньги от Балларда.
– Он знал, что кто-то меня финансирует, но кто конкретно, я
не говорила, вот и все.
– Но почему? Потому что не доверяете?
– Нет, мистер Мейсон, я пообещала. Дала мистеру Балларду
клятву, что никто не узнает. Правда, я видела, что доктора Кандлера это
раздражает, и он… не подозревал, нет, но… порой бывал страшно недоволен. И я
никак не могла избавиться от мысли, что он подумает обо мне, если со мной
что-то случится, а он так и не узнает, откуда поступали деньги. И, конечно же,
я никогда не забывала об отце. Предположим, что кто-то бы вдруг меня убил или я
внезапно умерла, что бы тогда все думали? А то, что деньги мне на трейлер дал
он, мой папа. И я решила вести дневник, куда записывала в мельчайших подробностях,
что и как. А вот о дневнике я доктору Кандлеру сказала. Описала ему, куда пойти
и где искать.
Мейсон слегка нахмурился:
– Вы сказали ему, куда спрятали свой дневник?
– Конечно. Ведь кто-то же должен был знать. Умри я, и что
тогда? Не для того я его писала, чтобы сгноить, никому не показывая.
– Что ж, пока достаточно, – вздохнул Мейсон. – Вас сейчас
пригласят на предварительное слушание. И вам всячески дадут понять, что у них
имеются все возможные основания обвинить вас в преднамеренном убийстве с
отягчающими вину обстоятельствами. Но если вы предадите меня, покажете что-то,
что они просят, но чего вы не видели, то в этом случае они могут
классифицировать убийство как непредумышленное.
– А если нет?
– Если нет и если, разумеется, все, что вы только что мне
рассказали, – правда, тогда я постараюсь вас вытащить. Но если окажется, что вы
мне солгали, я оставляю за собой право в любой момент столкнуть вас за борт. Об
этом я говорил с самого начала и повторяю теперь. Это что касается денег. А что
касается убийства, то раз уж я взялся представлять вас, доведу это дело до
конца.
Арлен Дюваль что-то прикидывала в уме.
– Каковы мои шансы, мистер Мейсон?
– В данный момент не очень хорошие.
– Двадцать пять из ста?
– Пока еще нет.
– Десять из ста?
– Остановимся на пяти. Так будет честнее.
– Но вы вынуждаете меня всерьез обдумать их предложение.
– Нет, мисс Дюваль, – возразил Мейсон, – я всего-навсего
пытаюсь выяснить, какую игру вы ведете.
Девушка зарыдала, плечи у нее затряслись.
– Я в-всегда иг-граю ч-честно!..
– Не хочу ничего вам внушать. Делайте, что сочтете нужным,
что, по вашему мнению, лучше отвечает вашим интересам.
Мейсон встал со стула, кивнул надзирательнице, что беседа
окончена, и вышел.
Покинув здание тюрьмы, он сел в машину и поехал к себе
домой.
Телефон зазвонил, когда он еще стоял в прихожей. Номер знали
только Делла Стрит и Пол Дрейк, поэтому Мейсон поспешно прошел в комнату и взял
трубку.
