– Да, мистер Мейсон.
– Сейчас я хочу вам показать фотографию одного документа и
спросить: написан ли и он рукой Арлен Дюваль?
С этими словами Мейсон вытащил из внутреннего кармана
увеличенный снимок листка с цифрами, который ему удалось хитростью выманить и
сфотографировать на пляже при встрече с Томасом Сэккитом.
Доктор Кандлер взглянул на цифры на листке и отрицательно
покачал головой. Лицо его, а Мейсон внимательно следил за ним, не выражало
абсолютно никаких эмоций.
– Минуточку, – послышалось возражение Гамильтона Бергера, –
я хочу заявить, что сейчас уже я имею право взглянуть на документ, который
представляет противоположная сторона. Если, конечно, уважаемый суд позволит…
– Не имею ничего против. – Мейсон протянул фотографию
Бергеру. – Пожалуйста, взгляните.
Гамильтон Бергер посмотрел на фотографию, и глаза его от
удивления широко раскрылись. Он повернулся, быстро прошел к своему месту у
стола истца. Порывшись в бумагах на столе, он взял оттуда какую-то тетрадку и
стал сравнивать номера из нее с номерами на фотографии.
Мейсон в это время, тихо пройдя за ним следом, понаблюдал
какое-то время, как Бергер смотрит то в тетрадку, то на фотографию, а потом,
улучив момент, когда окружной прокурор отвернулся к своим записям, спокойно
взял фотокарточку, так что Бергер ничего и не успел заметить. Мейсон уже почти
вернулся на место, когда услышал сзади возмущенный возглас:
– Эй, погодите-ка! Верните ее, я хочу посмотреть!..
В ответ Мейсон только улыбнулся.
– Но, ваша честь, – закричал Гамильтон Бергер, – это же
новый важный поворот в деле! Этот документ находится на руках у защитника
незаконно. Я… я хочу с ним ознакомиться!
– У вас было достаточно времени, чтобы убедиться, каким
почерком он написан, – невозмутимо ответил Мейсон, – подзащитной или же другим
человеком.
– Но я требую, чтобы мне дали возможность его изучить! Я
настаиваю…
Мейсон, однако, уже обращался к слегка озадаченному судье
Коуди:
– Ваша честь, я предъявил этот документ и хочу, чтобы вы это
учли, единственно с целью идентифицировать его автора. Следовательно, по
предложенному самим же обвинителем порядку, на данном этапе слушания дела он не
имеет права читать документ. Он взглянул на него, и этого вполне достаточно.
– Но, ваша честь, – умолял Гамильтон Бергер, – этот документ
носит настолько секретный характер, что… то, что там написано, охранялось самым
строгим образом. В разбираемом нами деле нет ничего более секретного, чем этот документ,
и я требую, чтобы он был представлен.
– Он и был представлен, – рассудил судья.
– Но я требую, чтобы он был представлен в качестве
вещественного доказательства.
– Разве это входит в компетенцию обвинения? – Судью Коуди
это явно забавляло.
– Но его, возможно, собираются использовать как отвлекающий
маневр, чтобы направить суд по ложному следу, чтобы запутать…
– Остановимся на этом, – произнес судья. – Значит, вы хотели
бы видеть данный документ в качестве вещественного доказательства?
– Я… я бы хотел этого, и мне придется… Ваша честь, в этом
документе приводится список номеров тех банкнотов, что были похищены. Точнее,
тех из них, что были в числе пяти тысяч, приготовленных для вымогателя.
Мейсон поспешил успокоить рассерженного окружного прокурора:
– Чуть позже, когда я представлю этот документ в качестве
вещественного доказательства, вы, мистер Бергер, непременно получите
возможность изучить его досконально. А теперь, извините, вы сами предложили
такой порядок. Вы хотели на него взглянуть, и вы это сделали.
– Но, ваша честь, – продолжал протестовать Гамильтон Бергер,
– номера, приведенные в документе, настолько секретны, что даже я не смог
получить полный их список. А у защиты они есть – по отношению к обвинению это
несправедливо.
Как ни в чем не бывало Мейсон снова обратился к свидетелю:
– Извините, доктор, но я бы хотел задать вам несколько
технических вопросов.
– К вашим услугам, сэр.
– У вас в офисе есть рентгеновский аппарат?
– Да, сэр.
– Простите, но перед этим я забыл спросить вас: вы ведь врач
и вы – хирург, верно?
– Верно, сэр.
– А теперь, доктор, я бы попросил вас подойти к доске и
начертить план вашего офиса. Я хочу знать, где находится рентгеновский аппарат,
в какой комнате.
– Какое отношение это имеет к делу, ваша честь? – возмутился
со своего места Гамильтон Бергер. – План офиса… Кому здесь нужен план его
помещения?
– Простите, господин прокурор, ваш свидетель показал, что он
– врач и хирург по специальности. Он показал это, отвечая на ваши вопросы. Вы
также спрашивали его, и он ответил, что имеет практику в Санта-Ане. И я, –
заключил Мейсон, – имею право это проверить.
Судья Коуди недоуменно нахмурился:
– Скажите, защитник, могу я получить ваше заверение, что
вышеуказанные вопросы непосредственно относятся к делу и имеют какое-то
значение?
– Я заверяю вас, ваша честь. И я думаю, что они могут
вскрыть едва ли не наиболее значимые факторы в слушаемом деле.
– Хорошо. Не возражаю.
Доктор Кандлер подошел к доске и начертил схему помещения.
Мейсон посмотрел на нее и спросил:
– Ответьте мне, доктор, если бы двое людей сидели вот здесь
– на стульях рядом с перегородкой между этими двумя комнатами, а в комнате за
ней, как я сейчас вижу, стоит рентгеновский аппарат, то могло бы так случиться,
что при соответствующем положении аппарата, если, разумеется, он включен,
оказались бы засвеченными любые фотопленки в любом фотоаппарате, положенном вон
там – у маленького столика в углу комнаты, как раз у той стены, за которой
рентгеновский аппарат и расположен?
Доктор Кандлер в замешательстве смотрел на чертеж.
– Я… я не знаю. Впрочем, обождите, мне кажется – да. Лучи от
рентгеновского аппарата, конечно, пробили бы эту стенку. Я так полагаю, что
фотокамера, которую вы имеете в виду, не защищена никаким свинцовым экраном или
чем другим и собрана из алюминиевых и пластмассовых частей, как самая обычная.
– Вы меня поняли правильно, доктор Кандлер.
– В таком случае – однозначно да. Пленка засветится.
– Вся пленка целиком?
– Конечно. Здесь же нет никакой преграды от рентгеновских
лучей. Они проникают и сквозь металл, если металл не экранирован свинцом, не
говоря уж о человеческом теле и костях.
