Все ведь сейчас выпотрошит, гадина! Все вытащит из него, все до копейки, все до цента! Ему его сбережения душу грели! В самый тяжелый час вспомнит, бывало, о накоплениях и тут же радуется. Ему бедная старость не грозит, он побираться не станет.
А чего же теперь-то? Теперь он будет нищ и гол, как сокол?!
– Если понимаешь, плати! – предложила она и выразительно потерла перед его носом большим и указательным пальчиками.
– Сколько? – еле выдавил из себя Сергей Иванович и понял вдруг, что трясется всем телом, как лист осиновый на ветру. – Сколько ты хочешь?
– Я хочу все, папа! – и она рассмеялась звонко, раскатисто, как могла смеяться только ее мать.
– Все?
– Все!
– А… А все – это что?!
– Ты должен переписать на меня эту квартиру – раз! Ты должен оформить на меня дачу – два! Ты должен… Думаешь, я не знаю, что у тебя есть деньги?!
– Квартира… Дача… Деньги…
Он еле шевелил губами, повторяя за ней по пунктам ее ужасные требования.
– Я не ослышался? Ты хочешь загрести все?!
– Не ослышался! Все!!!
– А… а как же Мишка?! Он-то как же?!
– Мне твой Мишка по барабану, понял!!!
Ее голос набрал обороты, сделался противным, неузнаваемым. Нет, нет, о чем он? Голос-то как раз стал невероятно похожим на карканье ее мамаши. Та всегда так каркала, когда что-то ему предъявляла. А предъявляла она почти всегда, ворочаться ей, суке, в гробу!!!
– Надо поровну… дочка, – понизил голос Сергей Иванович. – По справедливости.
– Что?! Что ты сказал?! Справедливость??? Я не ослышалась???
Она вскочила на ноги, подлетела к дивану, на котором он горбился. И прежде чем опустить тяжелую резиновую дубинку с металлическим наконечником ему на голову, дважды ударила по дивану, почти задевая его ляжки.
По голове она его ударила несколько раз. Сильно, с оттяжкой. Ему было очень больно, и он подумал, падая на пол, что ничего этой суке не достанется, если он помрет. Ничего! Он давно уже завещал все свое добро Мишке. Давно! Единственное, о чем в дикой тревоге всколыхнулось напоследок его сердце, – это деньги.
Если эта гадина найдет его схрон, она заберет все! Все до копейки, все до цента, все до последней денежки. А там много, слишком много для нее одной…
Глава 8
Лидочку трясло, когда она поддерживала под руку своего Мишаню возле больницы. Трясло, когда она вытирала ему слезы с потного полного лица.
– Мишаня, милый, ну успокойся, он старый человек, – шептала она, едва владея языком и губами.
Рот одеревенел. У нее даже губы не шевелятся! Может, у нее микроинсульт? Мысль скользнула в голове отвратительной гадиной, сползла за воротник черной кожаной курточки, забралась под ремень джинсов и свела коленки судорогой. Она сейчас упадет! Упадет в обморок! И Мишка сразу переполошится еще больше, а когда придет в себя, то задастся вопросом: с чего это нежеланная нелюбимая будущая невестка так о свекре своем будущем печется?! Уж не она ли приложила руку к его голове?!
Господи, спаси и сохрани! Господи, спаси и помилуй!!! И ее спаси, и Серегу ненормального, перестаравшегося до такой вот степени. Она же ему что сказала, идиоту?! Что??? Она велела ему немного покалечить старика. Немного! Чтобы он в помощи их с Мишаней нуждался. Чтобы на больничной койке очутился с переломами – пусть так, но в сознании. В сознании, с осознанием, что ему теперь без своей будущей невестки ну просто никак нельзя. Она ему вон и супчики протертые носит, и котлетки паровые, и свежевыжатый сок.
Только старик не жрет ничего. Он в коме!
Она так хотела, так!!! Она даже и думать не могла, что Серега его в кому спровадит. «Старик вряд ли выживет», – так сказал доктор, с которым разговаривал Мишаня. Старик получил множественные увечья. Некоторые просто несовместимые с жизнью в его-то возрасте. Он вряд ли оправится.
Да не дай бог и оправится, резала страшная мысль пуще ножа! Оправится и говорить станет, что тогда?! Если уж не сумел сделать все как следует, надо было тогда уж до конца…
Мишку ей было откровенно жалко. Мишка был просто раздавлен. Он, оказывается, очень любил своего отца. Очень! И расплакался, как ребенок, у нее на плече.
– Найду, убью падлу!!! Клянусь! – сипел он, размазывая сопли и слюни по лицу. – Просто задушу собственными руками!!!
Тут Лидочке вторично стало жутко страшно. Теперь опасность угрожала уже не только со стороны полиции. Если Мишаня подключится, разговорит соседей, он непременно узнает, кто был в тот день у Сергея Ивановича.
А Серега там был, был! Она за ним из машины наблюдала, она его туда и привезла. Только ждать не стала, уехала. Так они договорились.
Блин, блин, что же делать???
Лидочка перевела дыхание, вытерла ладошкой мокрые от слез щечки.
Если Мишаня выйдет на Серегу, это будет труба полная! Ему не составит труда узнать теперь уже от Серегиных соседей, кто его частенько навещает и по какой причине. А если он об этом узнает, то не видать Лидочке ни свадьбы, ни тихой семейной гавани с детишками и стабильным социальным положением. Мишаня ее бросит. А больше ее никто в жены не возьмет. Никто!
– Лидуша, Лидуша, что делать-то?
Миша вытер трясущейся ладонью лицо, надавил пальцами на глаза, плечи его снова начали вздрагивать. Лидочка осторожно повела его вдоль больничных стен к выходу.
Пора его было увозить домой. А то он тут возле отцовской палаты окочурится точно.
Она не повезла его к себе. Сегодня к одиннадцати вечера у нее была назначена встреча. Все должно было произойти быстро, но по хорошему тарифу. Клиент улетал на ПМЖ в Америку, обещал озолотить напоследок. Терять такое выходное пособие она не могла даже ради убитого горем Мишани. Ничего, она его сейчас умоет от соплей и слез, накормит, даст снотворного, посидит, побаюкает, а потом…
– Я не хочу к отцу! – вдруг заартачился Мишаня. – Я хочу к тебе, Лидуша!
– Милый… Милый… Успокойся… – Она съехала на обочину, заглушила мотор, глянула на него с мягкой укоризной. – Нам надо привыкать к этим стенам. Пора.
– Считаешь? Но если отец выживет, он же тебя… – Мишаня съежился, глянул на любимую виновато. – Прости!
– Все в порядке, милый. – Она погладила его пухлую бледную щеку, тронула кончиком пальца растрескавшиеся губы. – Я все понимаю. Но и ты пойми, Сергей Иванович, вернувшись, не сможет сам себя обслуживать. За ним нужен будет уход. Так ведь?
– Да, – кивнул он рассеянно, рассматривая мокрый от дождя ствол тополя, в который Лидочка почти уперлась бампером.
– А кто за ним, кроме нас с тобой, станет ухаживать? Маша?
– Машке некогда, – машинально опротестовал он. – У нее работа важная. Она даже в больницу не часто заглядывает.
