Потащив Алёну Дмитриевну на утренний кофе в кухню, Фёдоровна щедро поделилась последовавшими возмущениями Светланы Павловны, весьма ловко её пародируя. И под конец тяжело вздохнув, резюмировала:
– Изведут они нашу набожную казашку, стервятники. Изведут, перегрызутся, как скорпионы в банке, да и дело развалят. Продадут или так на нет сведут! Запросто! Ломать не строить. А душ у этих тварей не имеется – болеть нечему!
– У каких тварей, Екатерина Фёдоровна? – удивилась Алёна.
– Да у сестрицы Маргаритиной. У сына и невестушки. Мужу казашкиному всё по барабану. А брат – так, ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Но все от её пирога кусок оттяпать хотят. Да пожирней!
Алёна равнодушно пожала плечами. Чужая жизнь – потёмки, в которые не стоит лезть даже с прожектором.
Алёна Дмитриевна и Всеволод Алексеевич отправились в Севастополь. Побродить часиков до пяти-шести, найти приличный подарок на внезапно нарисовавшийся юбилей, а потом, отдохнувши, уважить владелицу и хозяйку гостевого дома. От пары часиков заседания в малознакомой и пусть даже малоприятной компании ещё никто не умирал.
– Трактуй это как ещё один опыт наблюдения за человеческой породой, – уговаривал Алёну Всеволод Алексеевич. – Ну, и не могу я обидеть отказом или неявкой женщину, которая всегда была ко мне добра. И даже отвоевала мансарду у своей родной сестры!
Последний аргумент не мог не сразить Алёну и оказался решающим.
Но особо отдохнуть от хождений по Севастополю не удалось. По возвращении в Балаклаву их ждал сюрприз.
Глава седьмая
На бортике фонтана сидел Соколов Семён Петрович собственной персоной и меланхолично наглаживал ластящегося к нему коротконогого лохматого Кубика. Неподалёку валялась Сенина дорожная сумка весьма внушительных размеров.
Алёна Дмитриевна перестала счастливо и чуть пьяненько заливаться смехом. Брови Всеволода Алексеевича грозно сбежали к переносице.
– Мне сказали, что здесь нет мест, но если вы будете не против поселить меня у себя на диване… – жалобно проблеял Сеня вместо приветствия.
– Здравствуй, Сеня, – перебила его Алёна и ехидно поинтересовалась: – Как поживает твоё осознание крушения надежд и прочий бесперспективняк?
– Что ты здесь делаешь?! – резко и зло спросил Северный. – Я же тебе сказал, что… Постой! – обратился он к Алёне. – Он что, и тебе гнал пургу о том, что всё у него плохо и…
– …и он не стал и не станет олигархом. Ага! Гнал. Дети не гении. Жена – толстая корова. Ну, вероятно, ты в курсе.
– Боже, Соколов, как низко ты пал! Ты жаловался подруге! Женщине, с которой ты когда-то алкал связать свою жизнь! – Неожиданно Всеволод Алексеевич развеселился. В конце-то концов, у него всё прекрасно! И никто – даже старый друг – не сможет испортить ему ни настроение, ни тем более отдых! Первый совместный отдых с любимой женщиной. Первый – в череде многих. С единственной любимой женщиной! – Как ты меня нашёл, идиот?
Сеня тяжело вздохнул. И ещё раз тяжело вздохнул. Пёс Кубик жалостливо лизнул его руку. И Соколов вздохнул надрывно. И, как бы сдерживая слёзы, сказал:
– Я… искал тебя, но… Но твой мобильный был недоступен. И на мои письма ты не отвечал. Я звонил тебе на работу. Но… твои лаборанты… Твои сотрудники… Они… не дали мне твоих координат для связи. Я даже… унизился перед одной твоей аспиранточкой… Я принёс ей букет… и шоколадные конфеты… Но она… посмеялась надо мной… И сказала… что телефон для связи есть… Но ты строго-настрого предупредил звонить… Звонить только по особо важным делам. И ни в коем… случае не давать… твой контактный телефон именно мне! И это – она сказала… И это ты… оговорил особо! – Семён Петрович поднял на Всеволода Алексеевича глаза, ей-богу, натурально исполненные, что называется, влагой. Снова склонив голову долу, он продолжил всё так же трагически: – И я… пошёл к Рите… Потому что… она же твоя мать! И ей… ты не мог не дать свои координаты!
– И я… Я упал… перед ней… Я упал перед ней на колени… – передразнила Соловецкая своего друга-однокашника.
Сеня снова судорожно вздохнул и продолжил уже куда более обыденно и ближе к концу сбился на скороговорку.
– Я привёз ей много фруктов, много коньяка и свозил её с Мальчиком к хорошему ветеринару, потому что двадцать пять предыдущих ветеринаров оказались кретинами. Ну ты сам знаешь свою матушку, не мне тебе рассказывать. Потом я весь вечер восхищался Мальчиком и подклеивал изгрызенные им книги. Я согласно кивал в ответ на тексты твоей матери о том, что не вырви она Мальчика из твоих жестоких лап, не спаси она его от твоей чёрствости, позволь она ему влачить существование под эгидой такого деспота и тирана, как ты, – ты убил бы его! К твоему сведению, Мальчику чем-то не угодило Ритино любимое кресло-качалка – и он сгрыз полозья в труху. А она только умилилась. Помнится, тебе в это кресло не дозволялось даже садиться! В общем, я поумилялся вместе с ней. Выслушал про особенности стула Мальчика и о том, как он по часу ищет место для своих больших дел, и про то, какой её Мальчик отважный – не побоялся пометить таджикского дворника! И всё в таком роде. После чего мне было сказано, что номер твоего контактного телефона она мне дать не может, потому что дала тебе слово не давать мне номер твоего контактного телефона. А вот распространяться о том, что ты улетел в Крым, в Балаклаву, она тебе не обещала, и потому… Остальное – дело техники. Ты мне рассказывал о гостевом доме с мансардой. Интернет – великая вещь. Кстати, а твой телефон почему не отвечает? «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети!» – он уставился на Алёну прожигающим взглядом общественного обвинителя. – Ты же акушер-гинеколог! Ты никогда не выключаешь мобильник!
– Не выключала. В прошедшем времени. Я в бессрочном отпуске. Нашу больничку закрыли на ремонт. И считай, уже официально прикрыли. Так что я без пяти минут безработная. И могу теперь включать и выключать чего и когда захочу!
– Но у тебя же дочь! – воскликнул Соколов. – Ты же несёшь ответственность за ребёнка!
– Я-то несу! – Соловецкая многозначительно оглядела Сеню и даже демонстративно заглянула ему за спину. – Эй, детишки! Ну хватит прятаться за папку. Выходите!.. К тому же Алина у меня гений, в отличие от твоих «не индиго»!
– Это уже удар ниже пояса! – взревел Соколов.
– Так! Оба прекратите клоунаду! Соколов, у нас на диванчике ты не остановишься. Ровно в пяти минутах быстрой ходьбы есть весьма фешенебельный отель. Туда ты сейчас и отправишься.
– Я там уже был! Там тоже нет мест. Бархатный сезон! Кроме того, там остановилась какая-то съёмочная группа в полном составе, и я…
– Тогда иди на площадь, к аптеке! Там полно тёток, жаждущих сдать свои комнатки. У нас ты не остановишься! У меня, прости, другие планы. В них не включён Сеня Соколов, страдающий на диване, расположенном в непосредственной близости от почти уже супружеского ложа. Я приказал тебе убраться из моей жизни до полного и окончательного просветления твоих мозгов – или же навсегда; и что? Ты являешься сюда. Прости, Семён Петрович, но будь ты сейчас жизнерадостен, как щенок, и осыпай меня остроумными анекдотами и искромётными сентенциями вместо мудовых рыданий – и то нужен был бы, как собаке пятая нога. Так что убирайся вон, будь любезен!
