– Так ты меня всё-таки любил?
Алёна достала из сумки бутылку абсента, сделала глоток и сказала таксисту:
– Какое ваше дело? Смотрите лучше на дорогу! Я заказывала такси, а не сеанс психонализа!
– Да, пожалуйста!
И шофёр обиженно уставился в лобовое стекло.
Глава тринадцатая
Северный, все мужчины – скоты, сволочи и идиоты!
Такая милая записка поджидала Всеволода Алексеевича, вернувшегося с утренней пробежки.
– О господи! Такое впечатление, что связался с неуравновешенной нимфеткой, а не со взрослой женщиной! – пробормотал Северный и отправился в душ.
Кажется, подобными словами он лишь подтвердил содержание записки. Для любой женщины это очевидно. Для женщин вообще очень важны слова. Иногда за словами женщины не замечают главного – дел.
А первым делом, приведя себя в порядок, Северный выяснил на ресепшене, не заказывала ли Алёна Дмитриевна такси, и если заказывала, то куда.
– Заказывала. В Ялту, – сказала милая девочка. И добавила заговорщическим шёпотом: – Просила никому не говорить. С утра о вас и об Алёне спрашивал ваш друг, что жил у Маргариты Павловны до тех пор, пока Василия Николаевича не убили. Он какой-то странный, этот ваш друг. И эти его трое безумных детишек! – Она хихикнула. – Ему я не сказала. Но вы же Алёне Дмитриевне не никто. Потому вам я говорю. Только вы меня не выдавайте, ладно? А то муж и жена – одна сатана, а я потом виновата останусь.
– Мы неженаты, – мило улыбнувшись девочке, сказал Северный.
– Ну, это же только на бумаге! – рассмеялась она и тут же посерьёзнела. – У Маргариты Павловны половина постояльцев съехали. Может быть, вы уговорите вашего друга остановиться у нас?
В этот момент в холл вошёл Семён Петрович, волоча два чемодана. За ним тащились Дарий, Даша и Жорыч, держа в руках кульки, пакеты и просто волочащиеся по полу игрушки и одёжки. Вид у Сени был крайне несчаст-ный. Увидев Северного, он просиял, как новенький серебряный доллар.
– Стоять! – заорал Дарий и, бросив на пол свой скарб, кинулся к Всеволоду Алексеевичу.
Но судмедэксперт оказался проворнее и, увернувшись от старшего сынишки друга, ужом выскользнул за двери. Из-за стойки вышел вислоухий британец и высказал возмущённое «мяу!».
– Киса! – Тут же упал перед ним на колени Жорыч, расшвыряв свои пакеты по холлу.
– А я хочу собаку. Очень хочу собаку, – доверительно поведала Даша девочке за регистрационной стойкой.
– Я к вам пришёл… поселиться! – обессилено проговорил Соколов девочке, сглотнув откуда-то неуместно всплывшее в памяти «навеки».
– Добро пожаловать в наш гостевой дом! Ваш паспорт…
Пока Сеня искал паспорт, Северный уже садился в такси на стоянке у аптеки.
К чёрту! К чёрту друзей! К чёрту – хороших людей. К чертям собачьим убийства, трупы, мотивы, разгадку загадок двадцати с лишним лет давности! Права Рита Бензопила, сто раз права. Он, Всеволод Северный, бесчувственный чурбан. Что может быть главнее и важнее единственной любимой женщины? Сейчас он найдёт Алёну и… сегодня же они съедут из этого гостевого дома. Сегодня же переедут в… ту же Ялту, например. Или в Феодосию! К чёрту лысому. В Аргентину! Да хоть в Антарктиду! Туда, где никто и ничто не будет отвлекать их друг от друга! Потому что ничего нет на земле важнее любви. И никого нет во всей вселенной главнее их двоих. И пусть горят в аду все и всё. Он действительно просто старый идиот. Сделал предложение, вытащил отдыхать. И что? И даже свои дурацкие пробежки не может отменить. Раб моторных привычек. Кругом виноват! Все люди в этом виноваты – в том, что не замечают главного, размениваясь на мусорные кучи второстепенного, неважного. Но что ему до всех? Пусть все живут, как хотят. Пусть убивают друг друга, пусть не любят друг друга. И пусть катятся к чёрту со всем этим!
– Дайте телефон! – приказал он таксисту.
– Что, не отвечает? – насмешливо скривился тот, однако тут же подал трубку.
Нетрудно было догадаться. Последние полчаса Всеволод Алексеевич терзал свой мобильный.
На звонок с телефона таксиста Алёна тоже не ответила. Этого следовало ожидать. Она ответит разве что Алине, своей дочери. Но тревожить Алину, находящуюся за две тысячи километров, не хотелось. Это наверняка не понравилось бы Алёне. К чёрту – понравилось бы Алёне это или нет. Беспокоить Алину было бы неправильно. Сам виноват – сам и расхлёбывай. Как он её найдёт в Ялте? По запаху! Сколько там той Ялты! У них в той Ялте на двоих одни и те же места. И опять сто раз она права: где он был раньше? Только он виноват в том, что места – одни и те же, но были они в одних и тех же местах не вместе.
– Все бабы – такие дуры! – прокомментировал таксист, принимая свою трубку назад.
Всеволод Алексеевич лишь крепче стиснул зубы. Беспардонный крымский таксист ни в чём не виноват. Кроме, разве что, своей беспардонности. Но Северный не судья. Пусть все живут, как хотят, могут и умеют. Он хочет, может и уже умеет жить иначе.
– Вас ждать?
– Нет.
– Дам хорошую скидку.
– Я не гонюсь за скидками!
Северный захлопнул дверь и пошёл в направлении вечного ялтинского дедушки Ленина. Немного отдышавшись и скинув с себя ярость, он закурил и усмехнулся. Экий ты пафосный стал, Всеволод Алексеевич! Первым делом надо что? Ты же в Крыму, на отдыхе, как ни крути! И первым делом надо выпить! А где можно выпить утром в Ялте? На веранде «Ореанды». Вот туда и топай неспешно, любуясь сентябрьским Чёрным морем необыкновенного лазурного цвета. Приземлишься – и сто текилы под каштанами и магнолиями, бестактно дорогой в бархатный сезон. И не был бы ты, Северный, идиотом – пил бы ты на веранде «Ореанды» текилу с разлюбезной своей Алёной Дмитриевной прямо сейчас. Но ты же признался в том, что идиот? Значит, будешь пить свою текилу со своей Алёной на своей веранде «Ореанды». Просто не прямо сейчас, а, скажем, сегодня вечером. И не вернётесь вы в Балаклаву. Останетесь здесь. Снимешь номер – кошелёк в заднем кармане джинсов. Что тебе надо, кроме любимой женщины? Зубная щётка? В любом магазине в ассортименте. И никуда ты завтра утром не побежишь. Вообще ни на минуту её не отпустишь. Во всяком случае, пока она не поймёт, что ты любишь её именно так, как задумано изначально, как положено мужчине любить женщину – без оговорок, без условий, без оглядки.
Если чего-то желаешь настолько сильно, насколько желал Алёну Северный, стремительно шагая по набережной Ялты, не замечая, признаться честно, никакой лазури, непременно получишь. Первое, что узрел Всеволод Алексеевич, пружинисто перескочив ступеньки, была Алёна Дмитриевна в обществе крепкого, хорошо сохранившегося мужика лет шестидесяти. Она хохотала, как впервые напившаяся девчонка, и смотрела на этого мужика так, что Северному захотелось разбежаться и разбить себе голову об одну из белоснежных колонн веранды. И мужик этот так смотрел на Алёну, что Северному захотелось перегрызть мужику яремную вену. Но Всеволод Алексеевич всего лишь подошёл к столику и услышал откуда-то издалека свой совершенно спокойный, ровный голос:
