— Привет, — сказал я Чаберу, который стоял за стойкой бара. — Подменяешь?
— Привет, — ответил бывший рэкетмен. — Поймаю эту стерву — ей-ей, замочу!
— Опять в загуле?
— Замуж вышла. И умотала в свадебное путешествие на юга, даже не помахав на прощанье ручкой. Мало того, она сказала, что может вообще не вернуться в бар. Вот зараза!
— Иди ты! — У меня от удивления глаза полезли на лоб.
Речь шла о его помощнице, которую звали Юнона. Мое удивление имело под собой основу — она на дух не переносила мужиков и терлась с девками. Вообще-то в паспорте барменша была записана под именем Юна, но она решила добавить себе значимости и взяла имя древнеримской богини Юноны, которая была супругой самого Юпитера, повелителя богов, ни много ни мало. В общем, девка была еще тем фруктом.
— Да не за мужика, — рассеял мое недоумение Чабер. — Ходила тут к нам такая же дура со сдвигом по фазе. Вот они и скентовались. Раньше за такие дела статью схлопотали бы и на нары, а сейчас это в порядке вещей. Даже модно. Ты посмотри зомбоящик — одни голубые и розовые на экране мелькают. Блевать тянет уже от одного их вида.
Я сел в углу и начал наливаться весьма недурным виски, которое Чабер держал лишь для друзей и добрых знакомых. А все то, что стояло в красивых бутылках с яркими этикетками у него за спиной, на зеркальных полках, относилось к разряду примитивного пойла, сварганенного отечественными самогонщиками. Но среди пацанов, завсегдатаев бара, не было истинных ценителей виски, и все эти подделки они принимали за чистую монету — пили да нахваливали. А Чабер лишь лыбился и подсчитывал немалую прибыль.
Я усиленно размышлял. После того, что я увидел в небе над Круглой горой, мне стало немного не по себе. И вообще, вся эта история с вороной дурно пахнет. Сначала серебряная пуля, потом стаи ворон, слетевшихся на «похороны», — мистика! — а затем КамАЗ, едва не отправивший меня на тот свет. Что за дьявольская цепь случайностей? Или это какая-то закономерность? Но при чем тут я? Получается, что целились в Африкана, а едва не попали в меня? Бред!
Нет, здесь что-то не так. Нужно разобраться. Делать мне все равно нечего, тоска зеленая, вот и займусь хоть чем-то полезным. Тем более что полезнее дела, которое должно сберечь собственную жизнь, трудно придумать. А я уже нутром чуял, что против своей воли влип в какую-то скверную историю. Мне хорошо знаком неприятный холодок, который после случая с КамАЗом угнездился между лопаток. Он был признаком надвигающейся смертельной опасности. Это предчувствие не раз выручало меня и моих товарищей, когда мы лазили по горам, отыскивая базы чеченских боевиков.
Африкан… Милый вежливый дедуля. Полунищий пенсионер, обстановка квартиры которого тянет минимум на пятьдесят тысяч зеленью. (Это если не считать картин, фарфора и серебра.) Почему он был таким скрытным? Когда я привозил ему мешки с сахаром и крупой или ковры из химчистки, он дальше лестничной площадки меня не пускал и все перетаскивал в квартиру сам, хотя силенок у него, по идее, было маловато, что в такие преклонные годы вполне естественно. Тогда я не придавал этому факту большого значения, считая это стариковским капризом, но теперь вся история начинала видеться мне в другом свете.
— Что загрустил, старина?
Вопрос прозвучал над ухом как выстрел, я вздрогнул и резко отклонился назад.
— Да ты, брат, совсем сдал. В Чечне пулям не кланялся, а на гражданке мух начал пугаться.
— Пеха?! Ты по-прежнему ходишь неслышно, как кот.
Возле столика стоял мой закадычный армейский дружок Петр Симаков. Я не видел его как минимум пять лет. Он куда-то уехал, и за все это время я не получил от него ни письма, ни телефонной весточки. Пеха как в воду канул. Я даже начал подумывать, что с ним стряслась какая-то беда.
— Так ведь нашу выучку не пропьешь и не потеряешь. Ну здорóво, Алекс…
Мы обнялись и расцеловались. Я махнул рукой Чаберу, который внимательно наблюдал за нашими лобзаниями, тот понимающе кивнул, и вскоре мой столик ломился от хорошей выпивки и еды.
— Круто… — сказал Пеха, с восхищением глядя на это гастрономическое изобилие. — Давно такого не едал. Это же сколько все это стоит по нынешним временам? Я маленько отстал от современной жизни.
— За деньги не переживай. Я угощаю.
— Хрен ты угадал! Думаешь, я пустой? Хе-хе… — Пеха вытащил из кармана бумажник, раскрыл его, и я увидел, что он плотно набит баксами. — Так что сегодня моя очередь платить по счетам.
— Никак получил наследство? — Я был удивлен и заинтригован.
— Потом расскажу. А пока давай выпьем за встречу.
Мы выпили, съели по бутерброду с икрой и сразу же повторили. «Между первой и второй промежуток небольшой — чтобы даже пуля не пролетела», — шутили мы в армии. Немного утолив голод, Пеха закурил и с удовлетворением откинулся на спинку креслица.
— А что, брат, хорошо тут у вас… — сказал он и окутался сизым дымным облаком.
— Как ты здесь оказался? Ведь твой дом на другом конце города.
— Зазноба тут моя живет. Вернее, жила. Приехал навестить.
— Куда-то съехала?
— Хуже. Вышла замуж… зараза! Вот и верь бабам. Клялась, что будет ждать, но едва я уехал, как спустя полгода ее потащили в ЗАГС. И уже, кстати, брюхатую.
— Все, что ни есть, — к лучшему, — заявил я философски.
— Может, и так.
— Не горюешь?
— С чего бы? Умерла так умерла. Нонче девок на одного парня целый взвод. Так что у меня все еще впереди.
— И то верно. Только современные девицы предпочитают бизнесменов. Им такая гопота, как мы с тобой, на одно место упала.
— Ты тоже до сих пор не женился?
— Я же говорю, что девушки любят богатых и красивых. Я, конечно, богат, но духовно, а что касается красоты, то моей мордуленцией только непослушных детишек пугать.
— Брось. Не прибедняйся. То, что твою физиономию слегка осколками покорябало, не беда. Шрамы украшают мужчин. Зато вон ты какой здоровущий вымахал. В нашей роте с тобой никто не хотел выходить на спарринг. Даже я боялся. Твоими кулачищами только тесто месить. А тут — по мордам.
— Спасибо, утешил. За что и выпьем.
— Наливай…
Пеху потянуло на откровения только после того, как бутылка отборного виски показала дно.
— Почему не спрашиваешь, где я был все эти годы? — Мой армейский друг засмолил очередную сигарету и уставился на меня удивительно трезвым взглядом.
Я знал это состояние. Наша служба в десанте была богата на маленькие и большие тайны, и самой серьезной, самой тягостной проблемой на гражданке оказалась невозможность из-за подписки рассказать посторонним о своих приключениях и вообще о своей армейской жизни. И мы — бывшие соратники по оружию — изливали душу лишь во время редких встреч. А иногда так хотелось выговориться…
