— За этот месяц?
— Да, это всего лишь пустая формальность, вложу распечатку в папку и забуду.
Девушка выполнила просьбу быстро, еще полминуты, и у Фриды имелся график, кстати, подтверждавший, что Ноель Оберг в тот вечер дежурил.
— Этот график не нарушается?
— Если что‑то изменилось, это отражено вот здесь, — администратор ткнула пальцем в крайнюю правую графу. Но и там ничего в строчке доктора Оберга не было. Несомненно, он дежурил в положенное время.
— А вот список проведенных за этот месяц плановых и внеплановых, то есть срочных операций. Все пациенты живы, большинство даже уже покинули госпиталь.
Это было замечательно! Зачем отправлять ее в Эстерсунд, если можно выяснить, что Оберг сделал две операции за ночь, следовательно, быть в квартире Эммы Грюттен физически не мог!
Вырулив со стоянки госпиталя, она позвонила Дину:
— Скажи, а проверить его алиби, поинтересовавшись графиком работы, вы не могли? Ноель Оберг в это время стоял у операционного стола. Кстати, пациенты живы, у него вообще крайне мало смертей по время операций, чтоб вы знали!
Выпалила все это разом и изумилась, услышав ответ Дина:
— Мы знали. У меня есть график дежурств и в алиби Оберга никто не сомневался… У нас совсем другой подозреваемый.
Фрида не удержалась и растерянно пробормотала:
— Зачем тогда Даг отправил меня следить за Обергом?
— Вот этого я не знаю, спроси Вангера.
Нужно все прояснить, пусть узнают правду, пусть скажут, что думают, пусть даже выгонят, но не держат вот так — дурой на расстоянии.
Фрида решительно повернула на Оденгатан. Лучше один раз покаяться, чем прятать голову в песок, как страус. Однако уже к Санкт‑Эриксгатан ее уверенность начала таять, а на Флеминггатан и вовсе испарилась, как лужа после дождя на солнышке. Но девушка заставила себя довести дело до конца.
Вангер мрачно кивнул ей, также мрачно выслушал отчет о Ноеле Оберге и вопрос:
— Даг, зачем нужно за ним следить и с ним знакомиться?
Ответил вопросом на вопрос:
— Фрида, где твои часы?
— Часы? Потеряла где‑то, не помню…
— Пойдем, Бергман хотел видеть.
Он шел впереди, не оглядываясь, а Фрида с недоумением ловила на себе странные взгляды сотрудников. Кто‑то смотрел с любопытством, кто‑то с недоумением, а некоторые и вовсе с презрением, словно она провинилась. Эти взгляды заметил и Даг, он резко обернулся, но все, кто оказался рядом, немедленно уткнулись в свои бумаги, изобразили живейшую беседу меж собой, в общем, делали вид, что о существовании Фриды и Вангера просто не подозревали.
— Даг, что тут у вас происходит, черт возьми?!
Тот вместо ответа пропустил ее вперед в кабинет Бергмана и поинтересовался у его секретаря Урсулы:
— Откуда весь отдел знает?
Та лишь пожала плечами.
— Что знает, Даг? — Фрида чувствовала, что пол уходит у нее из‑под ног. Хорошо, что Бергман, такой же хмурый, как и Вангер, жестом предложил сесть.
— Да в чем я провинилась?!
— Это твои часы, Фрида?
На стол легли отцовские часы.
— Да.
— Где ты их оставила?
— Не помню…
— Фрида, где ты была в те дни, когда отсутствовала на работе? Ты была в Южном госпитале?
— Да, была, — Фрида поняла, что скрывать бесполезно.
— В тот день, когда убили Маргит Стринберг?
— Маргит убита?!
— Ты оставила эти часы там.
Девушка чуть задумалась, пожала плечами:
— Там? Нет, кажется, где‑то раньше… Нет, раньше.
— Фрида, обо всех деталях операции знали только трое: мы с Дагом и ты, — Бергман старательно наводил и без того идеальный порядок на столе, что‑то перекладывая, только чтобы не смотреть ей в лицо. А та растерянно переводила взгляд с него на Вангера, вдруг заинтересовавшегося висевшим на стене уже лет пять эстампом. Но интерес к художественному произведению не мешал ему все слышать, это было понятно даже при беглом взгляде на инспектора.
— Вы?.. Вы хотите сказать, что я…
Уже не просто пол ушел из‑под ног, но и крыша управления рухнула, у Фриды перед глазами все поплыло.
— К тому же твои часы, именные, заметь, нашли в палате у убитой обвиняемой, которая могла многое выдать… Где ты была все эти дни, ты объяснить не можешь… Я не знаю причин такого поступка и самое большее, что могу сделать в память о твоем отце — предложить тебе срочно уволиться самой, чтобы мне не пришлось проводить внутреннее расследование.
Слова падали тяжелые, словно камни, они рушили само мироздание… У Фриды крутилась одна мысль: вот почему все так смотрели…
Но потом все захлестнула волна жгучей обиды, горло перехватило, а в висках запульсировала кровь, точно удары молота по наковальне: бух, бух, бух…
Еще сама не понимая, что делает, она протянула руку, взяла чистый лист и быстро‑быстро, как только могла, написала то, что предлагал Бергман. Микаэль, наконец, смог посмотреть на девушку, повернулся к ней и Вангер. Переглянулись между собой. Оба понимали, что разговор будет очень тяжелым, но вот такого не ожидали — Фрида не произнесла ни слова в свое оправдание, ничего не объяснила, она просто согласилась уволиться. Так плохо ни Бергману, ни Вангеру в жизни еще не было. Хотелось сжать кулаки и грохнуть ими по столу изо всех сил! Только не Фрида!
— Фрида, ты можешь объяснить, откуда в больнице твои часы и где ты была три дня?
Девушка протянула Бергману лист:
— Подпишите.
Тот молча подмахнул и вернул.
Она вышла из‑за стола прямая, как струна, до предела натянутая струна, у двери остановилась и усмехнулась:
— Я не помню, где потеряла часы, но не в госпитале, там их уже не было. В госпиталь приходила не к Маргит, а к Ловисе Седерстрем по ее просьбе, она умирает. А потом по ее просьбе отвозила кое‑что в Эстерокерскую тюрьму.
— Ловиса Седерстрем — та, что убила твоего отца?!
— Да. Она тоже в Южном госпитале, Микаэль. Она попросила, я приехала. В Эстерокерской тюрьме у нее отец, я возила весточку. И я не крот, Микаэль.
Прежде чем они успели что‑то сказать, Фрида вышла вон.
Она не помнила, как дошла до инспектора, занимающегося кадрами, взгляды окружающих стали не просто любопытными, казалось, все забыли о работе, пытаясь догадаться, чем закончился разговор в кабинете Бергмана. В голове крутился вопрос: где она потеряла часы и как те попали в палату к Маргит? То, что ее подставили, сомнений не вызывало, душила горечь, что Бергман и Вангер поверили. Не сказала, где была в эти дни? Но можно бы узнать, даже отругать за то, что передавала что‑то от одного преступника другому, но не предлагать же сразу увольняться!
