Таня провела рукой по лицу. Ей почудилось, что
она стирает липкую паутину скверного сна. Выдвинула из-под кровати футляр с
контрабасом и щелкнула замком. Смычок послушно прыгнул к ней в ладонь.
– Пойдем развеемся! От скверных мыслей
нет ничего лучше драконбола, – сказала она.
* * *
Соловей О.Разбойник сидел на раскладном стуле
посреди поля и, вытянув больную ногу, наблюдал, как джинны-драконюхи
прогуливают сыновей Гоярына. Ртутный и Искристый росли быстро, как на дрожжах.
Ртутный вымахал почти со своего папочку, хотя ему не хватало пока его мощи. Это
был костистый, неуклюжий, еще не оформившийся и не вошедший в силу
дракон-подросток с длинной шеей и огромными кожистыми крыльями. Он хлопал ими,
разбегался и раз за разом упорно пытался взлететь, поднимая с поля тучи песка,
однако джинны держали крепко. Они натягивали цепи в разные стороны, осаживая
дракона. Куда больше Ртутного они боялись Искристого, чье молодое пламя
обладало кинжальной точностью и невероятным жаром. Именно по этой причине на
пасти у Искристого был пламягасительный намордник.
– Дайте полетать! Малыши
засиделись! – крикнул Соловей джиннам.
Переглянувшись, драконюхи натянули цепи. Один
джинн ловко запрыгнул к Искристому на шею и отстегнул ошейник. С той же
ловкостью он перескочил на шею к Ртутному и тоже отстегнул. Ошейники упали.
Джинны, спасаясь, бросили цепи и метнулись в разные стороны. Ртутный несколько
раз впустую щелкнул зубами, пытаясь поймать их, а более сообразительный
Искристый не стал терять время и взлетел.
Ртутный, поняв, что его ничто не держит,
помчался за братом. Соловей О.Разбойник с интересом наблюдал за драконами,
оценивая силу и скорость, с которой они кувыркались в воздухе, обмениваясь
сильными ударами крыльев.
– Недурно. Лет через двадцать можно будет
выставлять на матчи. А еще лет через пятьдесят войдут в полную силу, –
негромко сказал тренер, ни к кому не обращаясь.
Ртутный, так и не догнав стремительного брата,
заревел низко и грозно. Гоярын немедленно откликнулся из ангара, мгновенно
окутавшегося темным дымом. Джинны-драконюхи беспокойно заметались и засвистели,
успокаивая Ртутного, чтобы он не искушал больше Гоярына. К счастью, Ртутный уже
вновь погнался за Искристым.
Соловей покачал головой. Он давно заметил, что
с Гоярыном происходит что-то странное. Дракон постоянно пребывал в ярости,
хлестал хвостом по ангару, пытаясь сокрушить его, и отказывался узнавать даже
самого тренера.
Не желая рисковать командой, которая могла
пострадать от Гоярына, Соловей на тренировках заменил его Искристым. Кроме
того, он уже дважды обращался за советом к Тарараху.
– Даже не знаю, что такое на него нашло!
Просто в голову ничего не лезет, – озабоченно сознавался Тарарах. –
На сглаз не похоже, на магическое бешенство тоже… Они порой после спячки не с
той лапы встают, да только вроде как Гоярын в этом году нормально из спячки
вышел. Белки глаз хорошие, чешуя вроде тоже ничего… Внешне ничего необычного.
Может, чует чего, а? Драконы ж, они многое наперед чуют, да только сказать не
могут.
Через полчаса, когда молодые драконы немного
устали и их полет стал менее стремительным и хаотичным, на поле стали
постепенно собираться игроки взрослой команды. Так теперь называли старую
команду Тибидохса, чтобы отличать ее от юношеской. Юношеская команда была
составлена из самых перспективных, с точки зрения Соловья, учеников младших
курсов Тибидохса, которые со временем должны были сменить пятикурсников.
Первым, поигрывая летающей шваброй, как денди
тросточкой, на поле появился блистательнейший Жора Жикин, окруженный дюжиной
поклонниц, в основном второго и третьего курсов. Девицы постарше обычно
разочаровывались в нем, переболев Жорой, как ветрянкой или краснухой. Малолетки
же толкались и шипели друг на друга, однако делали это тихо, чтобы не
раздражать Жору.
Едва смуглый красавец Жикин поворачивался к
ним, вся его свита разом улыбалась. Жора переводил взгляд на ясное небо и
утверждал, что собирается дождь. Сообразительные девицы кидались спасать кумира
с неумело наколдованными зонтиками. Кроме того, они считали, что Жикин лучший
игрок команды Тибидохса. Собираясь вечером в чьей-нибудь комнате, они часами
разглядывали его оживающие фотографии. На фотографиях, когда-то делавшихся для
рекламного проспекта, который Лысая Гора грозилась проплатить, но так и не
проплатила, Жикин красовался на швабре. Его правая рука с пламягасительным
мячом была геройски занесена над головой. В каком-то метре от Жоры распахнул
жуткую пасть дракон бабаев.
«Не правда ли, он просто милашка? Не
какой-нибудь Пуппер или Ягун! Рядом с нашим Жорочкой они просто уроды!» –
утверждала девица лет двенадцати.
«А почему тогда вся слава достается им и
Гроттерше?» – спрашивала другая, более трезвомыслящая поклонница.
«Потому что наш Жорочка скромный. Он, конечно,
забрасывает не слишком много мячей, а все потому, что предпочитает благородно
отдать пас и уступить свою славу другому. Но вообще-то своим присутствием на
поле он создает атмосферу. Понимаете, атмосферу!.. Треть зрительниц приходит
исключительно ради нашего Жорочки, хотя никогда в этом не сознается!»
Обнаружив, что из взрослой команды он случайно
пришел первым, Жикин стушевался и попытался не попасться на глаза Соловью, но с
такой толпой сопровождения это было сложно.
– О, Жорик! Почти что вовремя! Наше вам с
хвостиком! Ну-ка подойди! – приветствовал его Соловей.
Жикин трусливо приблизился. Девицы тащились за
ним.
– Ну что скажешь? Я вижу в твоих глазах
рвение тренироваться до потери пульса, не так ли? – лукаво продолжал
Соловей.
Жорик сглотнул и незаметно попытался
спрятаться за швабру. К сожалению, это оказалось технически невозможным.
Пышущий здоровьем Жикин мало походил на дистрофика. Сообразив это, он вздохнул
и оставил швабру в покое.
– Э-э… Ну да. Я готов, – сказал он,
тревожно косясь на Искристого и Ртутного.
– Чудесно! – продолжал
Соловей. – Я не сомневался в твоей решимости! Будь любезен, сделай
двадцать мгновенных перевертонов! После перевертонов сразу переходи на виражи…
Жикин побледнел. Перевертоны и виражи были
именно теми маневрами, которые он ненавидел больше всего на свете.
– Жорочка будет делать перевертоны! Вот
это да! Можно мы посмотрим? – воодушевились девицы.
Жикин резко повернулся и посмотрел на них с
раздражением, мягко переходящим в озверение.
– Нельзя! Сказано вам «нельзя!» Подождите
меня в парке! – отчетливо сказал он.
