– Ладно-ладно, Шурасик! Ради нашей дружбы
– все что угодно! Но с чего ты решил, что записка тебе? Она же не
подписана! – уступил Жикин.
– Мне ее принес купидон! – двумя
руками вцепившись в свое призрачное счастье, заявил Шурасик.
– То-то и оно, что купидон!.. Пухлые
обжоры вечно ошибаются! Для этих пройдох с крылышками мы, маги, все на одно
лицо, как эфиопские джинны. Мне вон позавчера, прикинь, доставили розы!
Громаднейший букет! Сунул в окно сухофрукт с крылышками, развернулся и улетел,
мелодично икая. Небось конфеты были с ликером, раз его так развезло! Я удивился,
стал букет исследовать, а там, вообрази, записка. Прикольная такая: «Я тебя
забыл, но розы помнят. ГП». Я рыдаль! Я умираль от смейха ! Розы помнят, ха-ха!
Может, еще и корзина помнит?
– Ты всегда читаешь чужие записки? –
возмутился Шурасик.
Он понял, что его записка не была исключением.
– Бриллиантовый мой, откуда ж я знал, что
она чужая? Если бы на конверте так и было написано: «чужая записка, строго не
для Жикина», я б, конечно, воздержался, как честный человек. Ну минут пять хотя
бы воздержался. А то ведь ни слова! Даже намека не было, что записка Таньке.
Может, она Ритке Шито-Крыто или… хе-хе… Зубодерихе! Вообрази себе только такое:
Пуппер и Зубодериха! Роковая парочка!
– С розами-то ты что сделал? –
оборвал его Шурасик.
– Розы я своим девочкам раздарил.
Девяносто девять роз и то, вообрази, не всем хватило. Я дико популярен в этом
лягушатнике! – сладко потирая ручки, сказал Жикин.
– А Таньке ты ничего не сказал? –
уточнил Шурасик.
– С какой стати я буду Гроттерше
докладывать? Я ей что, «Последние магвости»? Хочешь все знать: купи себе
дятла-почтальона или подпишись на «Сплетни и бредни»! – заявил Жикин.
Шурасик поковырял пальцем в раковине правого
уха, удаляя из нее остатки ненужных слов. Жикин начинал ему надоедать. Он был
какой-то мелкий, без полета. Жору нужно было прописывать в терапевтических
дозах, в качестве примера жизненной пронырливости при отсутствии способностей –
не более того.
– Ты зачем пришел, Жика? Про Пуппера
поболтать? – спросил вдруг Шурасик.
Вся глумливость с лица Жоры мигом улетучилась.
– Да ну его, этого Пуппера! –
отмахнулся он. – Слышал, что сегодня сказал Сарданапал? Скоро мы все
должны будем пройти испытания Феофедула. Что он вообще за птица, этот Феофедул,
ты в курсе?
– Не Феофедул, а Теофедулий! Теофедулий,
один из учеников Древнира, вошел в историю как составитель универсального
магического теста для выпускников школ чародейства. По результатам теста
определяется магическая квалификация, уровень волшебных способностей и
перспективы зачисления в магспирантуру. Это могут быть магспирантуры Тибидохса,
Магфорда или любого другого учебного заведения, имеющие сходный магический
профиль, – не задумываясь, выпалил Шурасик.
Выпалил и грустно подумал: «Ну что я за
кладбище эрудиции? Разве так можно?»
Жикин торопливо придвинулся к Шурасику. В
зеркале, которое недавно беспощадно пересмеивало тибидохского ботаника,
отразился его точеный профиль.
– Слушай, э-э, Шурасик… Я всегда хорошо к
тебе относился, был твоим единственным другом!
– Ты был моим другом? М-да… Короче, чего
тебе надобно, старче?
– Ты не поможешь мне пройти тест этого
идиота Теофедулия? Ответы там напишешь за меня, а?
Шурасик с насмешкой уставился на Жикина:
– Кто-то из нас двоих явно перегрелся! И
этот кто-то не я!.. Думаешь, Теофедулий ничего не предусмотрел против
списывания? Он усилил тест заклинанием множественности. Теперь оно имеет
восемьсот только непосредственных воплощений, не считая воплощений
Потусторонних Миров. Столько же воплощений в Аиде и Эдеме. Ну-с, какова
вероятность того, что нам с тобой достанется один вариант?
– А вдруг повезет! Я в свою звезду
верю, – нерешительно предположил Жикин.
– Допустим. Но все тесты раздаются на
одновзглядной бумаге. Ты в курсе, что такое одновзглядная бумага? Для всех,
кроме тебя, она будет казаться абсолютно чистой, хоть ты сожги ее с досады.
Вопросы проявятся для проверки только после того, как к тесту будет приложен
личный перстень Сарданапала. Ну и, разумеется, Зуби на всякий случай натянет
десяток страховочных заклинаний. И Поклеп будет шастать между рядами… – сказал
Шурасик.
С удовольствием садиста он наблюдал, как лицо
Жикина скукоживается и приобретает клянчащее выражение профессионального
нищего. Жикин кинулся к нему и принялся трясти его за майку.
– Шурасик, придумай что-нибудь, я умоляю!
Если я не наберу достаточного балла, мне поставят в аттестате штамп условной
магической пригодности. С ним меня ни на одну нормальную работу не возьмут!
Только работать сутки через трое в пункте приема кувшинов из-под джиннов. По
закону подлости такие пункты устраивают или в пустыне Сахара, или в Антарктиде.
Или придется таскать чемоданы за какой-нибудь дремучей ведьмой, которая едет на
Лысую Гору заказывать себе новый парик и самозахлопывающиеся алмазные челюсти!
Ну сделай что-нибудь!
Шурасик назидательно воздел к потолку палец.
– Во-первых, убери щупальца! Во-вторых,
помочь тебе невозможно. Теофедулий предусмотрел все, что только можно было
предусмотреть. Во всяком случае, на тот момент, когда этот тест составлялся.
– Что ты имеешь в виду? –
насторожился Жикин.
– Ну тесту уже много столетий. Магия с
тех пор чуток усовершенствовалась, и если очень хорошо подумать…
– Подумай, Шурасик, прошу тебя!
– Ну что тут можно предпринять? Да
ничего… Хотя чисто теоретически заклинание множественности можно перекрыть
заклинанием усиления вероятности Кекуса Кровавого, которое он применил в битве
магов у Волосатой Реки. Правда, для этого придется узнать, где именно ты будешь
сидеть, и нарисовать внизу на столешнице семнадцать взаимосвязанных рун…
Одновзглядную бумагу можно провести… э-э… скажем, заблаговременным применением
магии второй сущности.
– Второй сущности? – переспросил
Жикин.
Шурасик сострадательно уставился на него.
– Что я слышу, Жика? Сдается мне, ты
недостаточно внимательно читал труды Ферапонта Элегиуса III, известного также
как Азиатский узник. Разумеется, трудов Ферапонта нет в школьной программе, они
крайне занудны даже для меня, существуют в единственном свитке, и вообще
создавались в седьмом веке, но не знать их непростительно!
– Я их знаю, только мне напрягаться влом!
А что он такое накорябал, этот Ферапонт Элегиус?
