Демьян Горьянов, довольный, что его врага
Ягуна поставили на место, заржал. Цветы на окне сразу завяли, да и сам смех
звучал кошмарно. Окажись случайно за дверью не знакомый с Горьяновым лопухоид и
спроси кто у него: «Что это было, Бэрримор?» – он с вероятностью девяносто
процентов заявил бы, что кто-то режет осла маленьким и тупым ножом.
Медузия подошла к Горьянову и посмотрела на
него своим ужасным взглядом, от которого люди некогда превращались в камни.
– Демьян! Немедленно вынеси Гуго Хитрого
из класса! Гуго, стыдись! Кому ты помогаешь?
– Я не виноват! Меня взяли в плен вместе
с обложкой! – оправдываясь, заявил Гуго.
Время мало-помалу истекало.
– Песок! – громко произнес Поклеп и,
ничего больше не добавляя, показал на часы.
– Ага! Я готов, – заявил Ягун.
– Я тоже! – сообщила
Склепова. – А первому, кто сдаст, оценка выше не будет? Нет? Так я
почему-то и думала.
Все заторопились. Даже Семь-Пень-Дыр, едва
таская ноги, пополз сдавать работу. На его зеленом лице было глубокое чувство
удовлетворения. Видно, он получил от духа необходимые ответы и теперь
размышлял, как им расстаться по-хорошему. Мало-помалу стопка тестов на столе
Медузии росла.
Последним со своего места, дописывая что-то на
ходу, поднялся Жикин. Его лист лег на стол к Медузии одновременно с тем, как
последняя песчинка скользнула в нижнюю половинку песочных часов.
– Все сдали? Время вышло. Я
предупреждала, – сурово сказала доцент Горгонова.
– Шурасик не сдал! – наябедничала
Верка Попугаева.
Отличник сидел за столом, тупо уставившись в
пространство. Удивленная Медузия взяла его работу. Лист был заполнен едва ли на
треть, и из отмеченных ответов не было ни одного верного.
– Шурасик! Что с тобой? Для тебя же этот
тест просто тьфу! – воскликнула Великая Зуби.
Шурасик встал, уронив стул, и поплелся к
выходу. Случайно увидев свое отражение в круглом зеркале, он закричал и разбил
стекло, порезав руки. Затем с воплем: «Отдай мое тело!» – накинулся на
изумленного Гуню Гломова и принялся колотить его по голове окровавленными
руками.
Циклопы, спешно вызванные Поклепом, увели
Шурасика в магпункт. За ними, очень встревоженная, шла Медузия. Осмотрев
Шурасика, Ягге нашла у него тяжелое психическое расстройство. Он не помнил даже
своего имени, а лишь грыз себе руку, кричал, что его обманули, и требовал
позвать к себе какого-то мерзавца, крича, что убьет его.
– Перезанимался! – решила Ягге.
Новость, что Шурасик, лучший ученик Тибидохса,
завалил тест Теофедулия, потрясла всех. Зато Жикин, от которого никто ничего не
ожидал, прошел тест с блеском и набрал высший возможный бал.
Глава 6
Новый друг хуже б/у двух
Дядя Герман сильно пнул диван и, ушибив
пальцы, запрыгал на левой ноге.
– Эй ты, манекенщик! Немедленно вылезай,
хамская рожа! Не буди во мне зверя! – крикнул он.
Под диваном упорно молчали – лишь доносилось
затравленное сопение.
– Халявий, вылезай! Ты мне нужен для
серьезного разговора!
– Не вылезу! – пискляво отвечали
из-под дивана.
– Я тебя шпагой нашарю!
– Не нашаришь! Так и буду сидеть в своей
норке! Сам с собой разговаривай, братик! – снова ответили из задиванья.
В комнату вошла тетя Нинель. Она бережно несла
тарелку, на которой лежала отварная курица. Курица была так обсыпана петрушкой,
что казалась небритой. Кроме того, в спине у курицы злодейски торчала двузубая
вилка.
– Германчик, стоит ли так переживать?
Эдуард Хаврон утверждает, что переживающий человек без сахара поедает свои
нервы, – промурлыкала тетя Нинель.
– Перестань цитировать этого идиота! Я
его прикончу! – сквозь зубы процедил председатель В.А.М.П.И.Р.
– Хорошо, Германчик, не буду!.. Кстати, я
не рассказывала? Эдуард Хаврон говорит, что он не боится смерти, а боится
безденежья. И еще он говорит, что мой большой вес – это не наказание, а награда
за голод в прошлой реинкарнации, – как зомби, откликнулась тетя Нинель.
– А-а-а-а! Еще одно упоминание о Хавроне,
и следующая реинкарнация наступит для него уже завтра! Я гарантирую!
– Герман, не угрожай! Это низко. Мальчик
– круглый сирота. У него нет ни мамы, ни папы! А у твоей секретарши есть
родители? Хотя, судя по уровню ее интеллекта, ее только вчера сняли с
горшка! – решительно сказала тетя Нинель.
Она села в кресло и, уставившись на тарелку,
убежденно забубнила:
– Курица, твоя биологическая энергия
перетекает в меня! Ты отдаешь ее мне без остатка! Я становлюсь сильнее,
активнее, моя кожа молодеет! Отдай же мне все без остатка, курица, без обиды и
зависти, и в следующем своем рождении в награду за свое великодушие ты родишься
китом!
Дурнев раздраженно уставился на жену. Тете
Нинель стало неуютно в кресле.
– В чем дело, Герман? Отвернись! Ты
портишь мне биополе! Эдичка Хаврон называет это эстетическим насыщением. Хотя
нет… Эстетическое насыщение – это когда просто смотришь глазами на красиво
приготовленную еду. То, что я делаю сейчас, – биологический энергозабор.
Мы с Айседоркой и с Эдичкой ели так молочного поросенка. Поросенка съел Эдичка,
а всю его энергию забрали мы с Айседорой.
– Слопал поросенка? Один?
Тетя Нинель потвердила этот факт кивком.
– Эдичка был так любезен, что вместе с
поросенком потребил твою, Германчик, черную зависть, которая отравляла мне
жизнь. Он мне так и сказал.
– КАК? – растерялся Дурнев.
– Да-да, Германчик, не спорь! Все эти
годы ты завидовал, что я такая большая, такая цветущая, а ты тощенький и
зеленый, как дохлый крокодил. Ты скрыто комплексовал, ты расстреливал меня
энергией своей черной зависти, и я стала набирать вес!
– Жрать надо меньше!
– Еда тут ни при чем. Я толстела, потому
что мой организм только весом мог защититься от твоей вампирской ненасытности!
Это ты сделал из меня динозавра!..
Тетя Нинель всхлипнула и, жалея себя, смахнула
с глаза невидимую миру слезу. В кулаке у нее была зажата куриная ножка. Дурнев
растерянно остановился рядом, переминаясь с ноги на ногу. От женских слез он
всегда приходил в то же состояние, что и большая собака, а именно совершенно
терялся. Ему хотелось выть и бегать вокруг.
