Это будет сейчас… нет, сейчас… Раз… два… три…
Странно… ну когда же… А вдруг все произошло так быстро, что она не успела
ничего ощутить? Да, сомнений нет – она уже ТАМ. А не открыть ли глаза? Нет,
если она уже там, то вокруг наверняка что-то иное. Что-то такое, к чему нужно
морально приготовиться. Вдруг она сейчас во тьме – и открывай, не открывай
глаза – ничего не изменится? Для начала стоит проверить, есть ли вокруг хоть
что-то?
Таня попыталась шевельнуть рукой. Зачерпнула
пальцами воздух, пошарила… Нет, рука у нее есть, несомненно. Камни, а тут…
гладкое, деревянное… Пальцы зацепили звякнувшую струну… контрабас! Просто
подарок для Потустороннего Мира, если это, конечно, не какое-нибудь его
отражение!
Таня открыла глаза. Она увидела сероватое, уже
светлеющее утреннее небо и зубчатую стену, шероховатые камни, которыми была
выложена стена сверху. Щекой она ощущала неровности камня и мелкий песок. Рукой
она сжимала гриф контрабаса, однако не видела его глазами, поскольку голова ее
смотрела в другую сторону.
Она лежала на Тибидохской стене где-то у Башни
Привидений. Привидений? А вдруг и она теперь призрак… Заманчивая перспектива,
нечего сказать. С поручиком Ржевским и Недолеченной Дамой они составят
прекрасное трио. Интересно, что будут говорить в Тибидохсе? О, призрак Безумной
Гроттерши опять шляется ночами! Дрыгус-брыгус тебя, Гротти! Топай отсюда –
надоела, постылая!
Внезапно в поле ее видимости возникла нога.
Некоторое время Таня созерцала туго зашнурованный высокий ботинок военного
образца, размышляя, кого могло потянуть на такую брутальную обувь. Что там
зеркало души – обувь или глаза? Ох-ох-ох! Туговато стало с цитатами. А если и
то, и другое? И даже вместе? Нет, глаза на обуви выглядели бы совсем печально.
«Это было бы верным призраком того, что она пришла. Моя шиза… „Тук-тук, я
останусь до понедельника?“ – спрашивает она. „Да нет проблем!“ – подумала Таня.
– Тебе помочь? – спросил у нее
голос.
Таня скосила глаза. Ага, Глеб Бейбарсов,
мальчик-вуду! Вот она, приставочка к высоким ботинкам!
– Не знаю. А я себе ничего не сломала?
– Не-а.
– Даже контрабас?
– Похоже на то.
– Странно. Неужели все-таки ойойойс
помог?
– Не думаю, что ойойойс … Нас что-то
подхватило. Уже у самой стены. Что-то другое…
Таня осторожно встала. Все кости были целы.
Контрабас тоже не пострадал. Разве что парочка царапин, которые потом можно
будет вновь покрыть лаком.
– Хотел бы я знать, что это была за
розовая вспышка? Розовый туман просочился сквозь Гардарику, и ничто не смогло
ему помешать. Это из-за него мы чуть не разбились, – задумчиво сказал
Бейбарсов.
На дне сознания Тани шевельнулась тревога,
всплыло на миг что-то, стойко связанное со словом «розовый». Облако? Свет? Дым?
– А я ничего не хочу знать. Во всяком
случае сегодня! Сейчас я хочу просто спать… А думать… думать буду завтра… Или
не думать совсем… – устало произнесла Таня.
Она взяла контрабас, который показался ей
очень тяжелым, и пошла по стене, вдоль серых зубцов, нечетких в этот
предрассветный час. Башня Привидений и стоявший возле нее Бейбарсов медленно
уплывали, пока их не скрыл молочный туман.
Глава 7
Мечта, лучшая подруга кошмара
Пробираясь в Большую Башню по бесконечным
лестничным переходам, Таня то и дело останавливалась и прислушивалась. Риск,
что она напорется на защитное заклинание, а то и на самого Поклепа, любившего
ночами устраивать ученикам засады, был не мал. К тому же – хочешь не хочешь, а
ей вновь придется подняться по лестнице, чтобы забрать с крыши Большой Башни футляр
от контрабаса. И зачем она его там оставила? А с другой стороны, кто мог
предположить, что обратно с небес им придется возвращаться кувырком?
«А что, если это Великая Зуби или Медузия в
такой милой форме попросили нас снизиться и не летать по ночам?» – задумалась
Таня. Это было вполне в духе непредсказуемых тибидохских дам. Особенно в духе
Зуби, которая порой начинала мудрить, если у нее не ладилось с вязанием или она
ссорилась с Готфридом. Причем повод мог быть самый надуманный. Все зависело от
внутренних течений в душе Зуби.
«Эй, муж наелся груш! Вот ты якобы аристократ
и фамилия у тебя Бульонский! И ты еще будешь говорить, что Генка Бульонов не
твой родственник?» – доставала его она.
Вспыльчивый Готфрид начинал топать ногами,
переходил на старофранцузский, хватал копье и бежал в подвалы Тибидохса гонять
неугомонную нежить.
Но чудо! Дважды – вверх и вниз – пройдя
лестницу Большой Башни, Таня не встретила ни одного преподавателя. Не встретила
она их и на Жилом Этаже, когда с футляром прокралась к двери своей комнаты.
Выспаться Тане снова не удалось. Пипа и
Гробыня играли в карты. Сдвинув вместе кровати, они расстелили на стыке одеяло,
кинули пару подушек и азартно резались в дурака пара на пару. Компанию им
составляли малютка Клоппик и Кузя Тузиков. Кроме того, в углу комнаты маячил
долговязый Генка Бульонов, который стоял рядом со скелетом Дырь Тонианно с
таким удрученным видом, словно знал неугомонного гасконца при жизни.
Пипа играла на пару с Клоппиком, а Гробыня с
Тузиковым. Карты были черномагические, из личной коллекции профессора Клоппа.
Если король убивал даму, то делал это совсем даже не условно. С физиономией,
перекошенной, как у ревнивого мавра, он прыгал на соседнюю карту и душил даму
подушкой. Точно так же неусловно козырная шестерка коварно всаживала кинжал в
спину важного пикового туза в парике и судейской мантии.
Играла эта четверка, видно, уже давно и потому
без особенного рвения. Даже карты приканчивали друг друга все с меньшей охотой.
Нередко случалось, что валет, вместо того, чтобы разрубать девятку саблей, как
это полагалось по карточной магии, просто сгонял ее пинком.
– Бульон, возьми у Пажа шляпу с плюмажем!
Я хочу посмотреть, на кого ты будешь похож! Только не коснись шпаги. Проткнет
насквозь – Склеп ее заговорил! – сказала Пипа.
– Пипенция, сколько раз напоминать: не
говори обо мне в мужском роде. Еще одна такая оговорка, и я буду говорить о
тебе в среднем: Пипо приехало, Пипо сказало… – процедила Гробыня.
Пипа хмыкнула.
– Начинай прямо сейчас. Тогда уж так: «Я
хамило, хамило, а Пипо не дало мне рыться в чемоданах со своими шмотками!»
– Ты этим Гроттершу пугай. У нее один
приличный свитер, и тот я когда-то явно на Ягуне видела… И вообще, Пипенция:
твоя маман уже неделю ничего стоящего не присылала. Никак не пойму: либо это
наглость, либо кризис жанра! – сказала Склепова.
Пипа кивнула.
