– …туда, где никто не будет видеть
позора, которым обременила меня жестокая судьба! Туда, где я смогу заточить
себя в коконе одиночества и буду до конца вечности оплакивать выбор провидения,
связавшего меня с ничтожеством! – закончила стенать Недолеченная Дама и
вновь решительно направилась к супругу.
– Гад ты все-таки, Шурасик! Эгоистина
проклятая! Никакой мужской солидарности! – прохрипел поручик.
Недолеченная Дама простерла к нему свои
призрачные руки.
– А теперь, Вольдемар, мы с тобой
объяснимся окончательно и бесповоротно. Или ты немедленно берешься за ум, или…
Немедленно отплыви от этого пахнущего скунсами лопухоида! Что за привычка
вмешивать в наши де…
– Дрыгус-брыгус!– крикнул Шурасик,
выпуская красную искру из перстня.
Недолеченную Даму затянуло в магическую
воронку. Ржевский ухитрился улепетнуть и, улюлюкая, скрылся в камышах. Из
камышей донесся визг русалок. Неугомонный поручик принялся за прежние фокусы.
Шурасик направился к фонтану, расположенному в
заброшенной части Тибидохского парка. Фонтан, некогда построенный магом,
позднее отказавшимся от магических дарований и закончившим жизнь простым
смертным, соответствовал строгим канонам Востока. Никакого изображения
человека, никаких украшений и орнаментов, кроме растительных. Вода медленно, по
капле в минуту, перетекала по семи причудливым бронзовым чашам-раковинам, пока
не оказывалась внизу, в тихом бассейне с лилиями и кувшинками.
У забытого фонтана любили оплакивать свою
щедрую на события судьбу призраки острова Буяна. Изредка из примыкавшей рощи,
не отделенной от парка даже забором, сюда забредали корявые молчаливые лешаки и
стояли, поскрипывая, глядя на воду. Пару лет назад здесь часто можно было
встретить Великую Зуби. Зуби сидела на краю фонтана с книжкой в руках. Глаза ее
то скользили по страницам, то останавливались на неподвижной воде бассейна, в
которой купалось отражение лилий. Позднее дубоватый Готфрид Бульонский поубавил
внутреннюю тягу Зуби к элегическому романтизму.
Ученики здесь бывали редко. Лишь раза три сюда
приходила Лиза Зализина, рыдала строго по полчаса и целеустремленно
отправлялась преследовать Ваньку Валялкина для решительного объяснения. Причем
за каждым «решительным объяснением» с завидным постоянством следовали «самое
решительное», «самое-самое решительное», «окончательное»,
«наиокончательнейшее», «последнее», «на этот раз действительно последнее» и так
далее в духе дурной бесконечности.
Таня едва сдерживалась, чтобы не утопить
Зализину в Тибидохском рву, отправив с ней приветственную телеграмму собачке Муму.
Сдерживало ее только стойкое подозрение, что Зализина превратится в русалку и
тогда слез, соплей и нервического хохота будет раз в сто пятьдесят больше.
«Сплошная милюльщина!» – говорил иногда о русалках раздраженный Баб-Ягун.
И вот теперь записка завела сюда Шурасика. Он
прокрался к фонтану с застенчивым и целеустремленным видом, как кот к детской
песочнице. Еще издали он увидел тонкую фигуру в темном плаще с капюшоном, и
сердце у него забилось в рваном ритме, то начиная колотиться как бешеное, то совсем
останавливаясь.
«Кто бы это мог быть? Явно кто-то из своих.
Чужих бы Грааль Гардарика не пропустила!» – задумался Шурасик, в смятении
замирая в десятке шагов от девушки в плаще. В воздухе, поблескивая серебристыми
искрами надежд, северным сиянием заискрила романтика, но увы…
Все началось как обычно и закончилось как
всегда. Большая и светлая любовь отменилась по техническим причинам. Собака
академика Павлова истекла слюной и скончалась, так и не получив от известного
ученого заветного куска ветчины.
– О, а вот идет наше вышеизложенное и
нижеуказанное! И, разумеется, опаздывает минут на семь с хвостиком, –
приветствовала Шурасика девушка и… откинула с головы капюшон.
– Гробыня! – радостно и одновременно
разочарованно воскликнул Шурасик.
С одной стороны, встречаться с великолепной
Гробыней мечтала добрая треть старшеклассников Тибидохса. С другой… с другой –
Шурасик был слишком умен, чтобы заблуждаться. Едва ли у Гробыни существовали на
его счет серьезные планы. Скорее всего, Склеповой просто-напросто что-то было
от него нужно.
И, как всякий неопытный, боящийся показаться
смешным юноша, Шурасик прибег к низкоурожайному методу упреждающего хамства.
Сделать больно первым, чтобы не сделали больно тебе.
– Ну и?.. Зачем ты меня сюда пригласила,
Склепова? – строго спросил он.
– И это все? Умиляюсь я таким свиданиям!
Мало того, что девушка первой проявляет инициативу, ей еще и грубят! Конец
света! Голову на грудь и то уронить некому! – возмутилась Гробыня, ничуть
не сконфуженная такой бесцеремонностью.
Тибидохский ботаник вконец запутался и
приуныл.
– Гробыня, чего тебе надо, а? Без
дураков, а? – жалобно спросил он.
– Ничего мне не надо, а! Что мне может
быть надо, а? – передразнила Склепова. – Вот ты скажи, а: почему меня
вечно принимают за хамку, карьеристку и гадину? Это меня бесит! Разве я такая?
Я мягкая в душе, как ангорский котенок! Меня только погладь, я растаю!.. Но-но,
не по коленке!
– Я нечаянно, просто зацепил… – испуганно
сказал Шурасик и быстро отодвинулся на безопасное расстояние.
– Да знаю, что нечаянно. Это-то и
грустно, что нечаянно… – лениво произнесла Склепова. – Ладно, Шурочка, не
бледней! Отбой воздушной тревоги! Я тебя не съем! Нынче мы с Пипой на диете.
Отпиливаем от своего ужина по две калории в день! У меня к тебе есть разговор.
Су-урьезный, прям жуть!.. Ну что стоишь, как подставка для забора? Не маячь
перед очами! Сядь на пенек, пожуй творожок!
Шурасик осторожно опустился рядом и стал
терпеливо ждать серьезного разговора. Гробыня молчала и грызла ноготь. Шурасику
становилось все тревожнее.
– Ну и?.. – нетерпеливо спросил он
через некоторое время, так ничего и не дождавшись.
– Чего «ну и»?
– О чем ты хотела поговорить? Говори!
– А ты меня не понукай! Дай беспомощной
девушке собраться с мыслями! – возмутилась Склепова.
Они помолчали еще с минуту. Гробыня закончила
грызть ноготь и стала щелчками сбивать с края фонтана прошлогодние листья.
– Ну и? – снова спросил Шурасик.
– Если ты еще раз скажешь «ну и?», я тебя
убью! – ласково, но очень серьезно предупредила Гробыня.
– Ну и как ты меня убьешь?
– Задушу! Или сглажу. Или вначале сглажу,
потом задушу, затем оживлю, а потом еще раз сглажу… Примерно так, хотя возможны
варианты… Отодвинься, Шурасик, я сейчас чихну! Ты чего, голову духами вымыл?
